В полдень Ленин зашел в дом, взял сэндвич и включил телевизор. Как раз начались новости. Сутенер наконец-то всплыл. В рабочей одежде Ленин долго стоял перед телевизором, уронив руку с сэндвичем. Потом оставил записку Анжеле и на ее машине поехал в Спокан. Припарковавшись перед мэрией, Ленин в зеркале оглядел бритую голову и бороду, выдохнул и вошел в здание. Боялся, что кто-нибудь его узнает, но, как оказалось, тревоги были напрасны. Чиновники в окошках отвечали на вопросы, уткнувшись в бумаги. Удостоверение личности спросил лишь один, но и он не удосужился сравнить фотографию с оригиналом. Гораздо труднее было обежать уйму отделов и собрать кучу бумажек – всякие там разрешения на строительство и формуляры зонирования. Тут, наверное, не помогло бы и высшее образование, если б оно имелось.
Акты надо было забрать в суде, расположенном напротив полицейского участка и каталажки. Ленин кивнул копу на входе и прошел через рамку металлоискателя. Часом позже получил на руки акты, кальки планов и кипу всяких справок. Ленни даже запросил судебные документы на гражданский иск и сунул двадцатку клерку, чтоб переслал по почте. Но все это ничего не дало. А чего он ждал? Упоминания Шелли? Ленни пропустил несколько рюмок и, поехав куда глаза глядят, очутился перед домом полицейской дамочки. Вот там-то его и переклинило.
Ленни посмотрел на часы. Прошло сорок минут – и ничего. Значит, копы не приедут. Он вспомнил, как заманил дамочку в проулок, но та вызвала поддержку, только когда увидела труп. Баба явно чокнутая.
Ленни побрел к своей машине. Покинув главную улицу, он колесил по жилым кварталам, сворачивая от всякой встречной машины. Раздумывая о том, в какую тяготу все это превратилось, он отмотал пару миль на север и восток, потом остановился, с минуту барабанил пальцами по рулю, а затем вновь поехал к дому полицейской дамочки.
Переулками он добрался в ее район и, срезав через Мейпл, выехал к подножию Северного холма. Потом свернул на восток, покружил по жилым кварталам, пересек Монро-стрит и оказался перед Корбин-парком. Изображая беспечность, проехал мимо ее дома. Зря актерствовал. Ее машины не было. Дом стоял темный. Вдруг навалилась усталость, как после долгих усилий вырваться на волю.
Когда пес достал своим воем, они решили на ночь оставлять его во дворе. Но однажды взбешенный сосед оборвал привязь, пес дунул на свободу и через три квартала угодил под первую же машину «Ладно, – сказал папаша, – отмучился». Никто из их питомцев не умирал естественной смертью. Все так или иначе отмучивались. Это располагало к животным, но отнюдь не к жизни.