Дюпри развел руками – словно сдавался или просил понять. Но сейчас Каролина не принимала капитуляции и понимать не желала. Дюпри уронил руки и кивнул:
– Хорошо.
Он шагнул к двери, потом обернулся, но так ничего и не сказал. Просто вышел из комнаты, дверь тихо закрылась. Каролина затаила дыхание, ожидая, когда щелкнет замок. Выждав еще минуту, прошла к своему столу и шваркнула на него папку с делами Паленого. Потом вяло отшвырнула свой мобильник. Телефон шмякнулся на чей-то стол и свалился на пол.
Той ночью Дюпри держал ее в объятиях, гладил по волосам и повторял, что она поступила правильно, вместе с ней прекрасно понимая, что она просто запаниковала. Потом ее старалась утешить мать, насмотревшаяся полицейских телесериалов: «Ты кого-то застрелила – ну и что? Для того тебе и даден пистолет». Каролина знала только одного копа, который убил человека, и все же отчасти мать была права. Она всегда была отчасти права. Пистолет выдали именно для таких случаев. Но она постаралась об этом забыть. Дело не в том, что она выстрелила. А в том, что притворялась, будто не напортачила. Тогда она еще не знала, что Дюпри подбросил нож, но погрязла в самообмане, не слушая внутренний голос, говоривший, что она оплошала. Она промолчала и позволила официальному вранью заглушить ее собственную интуицию.
В тот вечер у нее была секунда-другая, чтобы решить, нужно ли вообще открывать огонь. Все копы были на ее стороне. Она застрелила разъяренного пьяницу, который пересек смертельную зону, а перед тем чуть не убил жену. Каролина очухалась, когда Дюпри уже обработал место происшествия. Заметив нож возле трупа, она облегченно вздохнула, но, если честно, впервые его увидела лишь тогда. Каролина себя чувствовала обманщицей: все говорили, она поступила правильно и смело (смело!), но она-то знала, что просто испугалась.
Гленн Риттер. Так его звали. Про себя она редко называла его по имени, только «дебошир» и «мужик». После похорон собралась с духом и подошла к его жене. Опираясь на костыли, миссис Риттер, еще в синяках и бинтах, рассказала, что вначале муж напивался изредка и только угрожал, но вскоре угрозы сменились тумаками и багровыми фингалами, о которых возвещала нетвердая поступь в коридоре. Когда он стал напиваться каждые выходные, а затем и в будни, побои обрели шаблон со своей шкалой частоты и злобности. На полном серьезе миссис Риттер сказала, что при желании могла бы составить их график, наподобие приливов и отливов.
Но потом она смолкла, буднично поблагодарила за спасенную жизнь и отвернулась. Конечно, Каролина надеялась получить что-то вроде прощения, этакого отпуска вины, но, вероятно, слишком многого хотела от женщины, которая терпела приливные побои от любимого человека.