— В общем, так, двадцать штук и ни копья сверху, — поставил точку Алик.
— По рукам, — согласился я.
С Аликом спорить было невыгодно. Мало того, что он разбирался лучше, давал больше остальных перекупщиков, но если объявлял стоимость монет, то она действительно соответствовала их цене на данном историческом этапе. А кто не соглашался, тот навсегда терял с ним контакт. Алик просто разворачивался, с презрительной усмешкой на тонких губах молча уходил.
Я снова занял свое место на промороженном асфальтовом холмике у входа в магазин, выгодно приподнимавшим меня над пестрым потоком людей. Поначалу от нескончаемой толпы рябило в глазах, кружилась голова, подташнивало. По прошествии времени болезненное какое–то состояние исчезло. Я научился просеивать народ даже мельком брошенным взглядом, отличая переодетых в штатское ментов от спекулянтов и обывателей на безопасном для себя расстоянии. Медленно, но верно развивался профессиональный нюх, хотя под конец рабочего дня все чувства, как правило, притуплялись. Нервы не выдерживали постоянного огромного напряжения. Кидалы, менты, «крутые», просто фокусники, предлагавшие одно, а в руках оказывалось совершенно другое. Фальшивые золото, серебро, доллары, ваучеры. Подделывали даже советские «деревянные» — полтинники и стольники. Вся эта голубая муть озверелыми цунами набрасывалась на нас, стоящих у всех на виду, как партизаны перед неминуемой казнью с открытым лицом и с табличками на груди. Не было у нас ни ножей с кастетами, ни, тем более, пистолетов. За них давали срок. Защищались голыми руками и, поначалу, сплоченностью, перед ментами абсолютно бесполезной. Те бесцеремонно выдергивали ваучеристов из негустых их рядов как редиску. Поспела — пора на обеденный стол, то есть, на шмон. А там уже твои личные проблемы, каким из способов ты выкрутишься. То ли отбрешешься, — откупишься, то ли засунешь купленное колечко себе в задницу, чтобы не нашли с собаками. Беспредел, не смотря на то, что никаких указов по пресечению нашей деятельности местными властями правительство не издавало. Наоборот, боссы из Кремля поощряли усердие ваучеристов. Чем, если не их негласной благосклонностью, можно объяснить такое явление: в госбанках, сберкассах за ваучер давали две с половиной тысячи, а мы на базаре все четыре. В скупках за грамм золота платили копейки, мы — рубли. К тому же на дверях скупок постоянно висела табличка «нет денег». Точно такие же фокусы проделывались и с долларом. Отсюда вывод: мы первыми освоили разрешенный законом Российской Федерации свободный рынок. За что же нас шмонать, пугать, штрафовать, обирать! Впрочем, беспредел гулял по всей стране, потому что во главу угла был вывешен забытый со времен Великой Октябрьской революции подновленный лозунг: «Грабь награбленное… государством». Короче, что не запрещено, то разрешено. Так какие, «господа», вас мучают угрызения совести? А-а, не в совести дело! Вам тоже хочется послаще пожрать. Никаких проблем. Снимайте синие погоны, цепляйте на грудь табличку и становитесь на свободное место. Ваши места уже заняты нами, потому что мы, пардон, первые. Подальше, подальше, а то прет от вас не человеческим жильем, а еще раз пардон, сталинскими застенками. Берите пример с рыжего Гоши с главного прохода нашего центрального рынка. Он бывший омоновец, сейчас торговец сигаретами. Так–то…