— А дети где? — отвлекла его от грустных мыслей Руфь.
— Соседка забрала, ни к чему им это видеть.
— Правильно.
Пока они тихо успокаивали друг друга, я сняла верхнюю одежду и, помыв руки в стоящем у печи тазу, пошла за занавеску. Перед тем как определить, что мне нужно из той кучи инструментов и трав, что удалось выпросить из запасов Ли Бэя, нужно было взглянуть, с чем мы имеем дело.
Одного взгляда хватило, чтобы у меня замерло сердце.
— Гай, оставь сумку, и посидите с Питером у соседей. А то будете под руками мешаться, — не поворачиваясь к ним лицом, попросила я.
Было очень сложно удержать голос ровным. Гай, уже успев узнать меня достаточно хорошо, быстро понял, что спорить сейчас совершенно не стоит.
— Пойдем, Пит. Давай оставим женское дело женщинам.
— Я не могу уйти, ей же больно, — волки очень чувствительны к своим женщинам, они никогда бы не смогли смириться со своим бессилием.
Голос оборотня срывался с хрипа на рык, а потом на нечто, очень сильно напоминающее поскуливание. Бросив взгляд через плечо, взглядом попросила Гая под любым предлогом вывести его отсюда. Если он не сможет удержать себя в руках, навредить может всем. Отец едва уловимо кивнул головой.
Руфь, высвободившись из захвата своего родственника, приблизилась ко мне. Я с трудом успела затащить ее за занавеску и зажать ей рот рукой, перед тем как она вскрикнула. Было сложно удерживать ее, учитывая большую разницу в наших габаритах, но я не могла позволить ей помешать Гаю увести Пита, который после ее всхлипа ни за что бы не ушел.
Несколько фраз, пререканий и увещеваний принесли свои результаты, и Пит был выдворен Гаем из избы. Только после этого я отпустила Руфь, которая тотчас же осела на пол.
— Боже мой! Боже мой! — шептала она.
Женщины, находившиеся все это время здесь, оценивающе оглядывали меня, в очередной раз перестилая простыни.
— Молодая совсем, — с сожалением произнесла худощавая блондинка.
— Только время зря потеряли, — проворчала вторая, столь же светлая и худая.
Сестры, решила я про себя. Очень похожие между собой чертами и жестами женщины были ненамного старше меня.
— Ромашка, что делать? Что делать? — по-прежнему едва слышно шептала Руфь, так и не встав с пола.
— Да какая разница?! Все равно помочь никак нельзя.
После этих слов Руфь завыла в голос, а я разозлилась не на шутку. Плевать, что они думают обо мне, но я не позволю им заранее хоронить живых мать и ребенка.
С одним я была согласна — дело плохо, очень плохо.
Роженица, белая как снег, с бескровными потрескавшимися губами, дышала отрывисто и поверхностно. Мокрые от пота темные волосы сбились колтуном. Без сознания, вымотанная болью и усталостью. В углу кучей свалены окровавленные простыни, которые очень быстро приходили в негодность. А среди раскинутых, испачканных кровью ног виднелась крохотная ножка.