Подойти?
И все будет по–прежнему…
Подойти?
А как засияют Оленькины глазки, как запылают ее щечки от счастья. Представляю себе, как я заявлюсь потом к Лиле, к Оленьке… После похорон! Вот будет потеха–то!
Эх, папа, папа… Собственно, мне и папа уже ни к чему: технология клонирования у меня в кармане, ну, а кем населить этот новый мир после этой страшной войны, я уж придумаю! Как–никак 2015 год на дворе! Нужны новые люди, не жадные до страстей и не столь подлые и невежественные, как эти уроды! Нужна новая эра, новая раса людей. Ведь тезис о том, что нет ничего страшнее деятельного невежества, до сих пор актуален!
Я снимаю котелок и, переминаясь с ноги на ногу, стою еще долю времени в нерешительности, затем выхожу на улицу, где такое яркое веселое солнце, и вот–вот уже грянет весна, швыряю котелок куда–то в сторону и ухожу прочь.
Зачем мне этот котелок?
Пересечемся, не пересекаясь.
Войдем в стихи как в лоно, ошалев.
Мы не бродяги, мы с тобой остались
Однажды совершенно не у дел.
И Нечто свыше, из дрянных осколков
Сложить пытаясь словоформу «ЖИЗНЬ»,
Сложило пару наших одиночеств.
Краями. Ненадолго. Не cошлись.
— Если верить Нострадамусу и всем радио– и телеведущим, как раз в августе девяносто девятого и наступит конец света. Все начнется с солнечного затмения. А ты предлагаешь ехать к морю…
— Ерунда все это, — говорю я, — завтра выезжаем…
Это случилось по дороге домой. Мы провели славные две недели у моря и уже подъезжали к своему городу… Нужно же было проехать более чем полтыщи километров, чтобы это произошло у самой городской черты.
Легкий дождик пробарабанил по крыше и, чтобы смахнуть дрожащие капли с ветрового стекла, достаточно было лишь нескольких вялых движений «дворников».
— Асфальт влажный, будь осторожна, — предупреждаю я, любуясь профилем и ставшей уже привычной сосредоточенностью ее лица, когда она занята чем–то важным.
— Ахха…
Мы с сожалением расстались с райским уголком, где ласковое море дарило нам блаженные часы счастья, а высокие цепкие вершины гор охраняли его от разрушительных посягательств серых низких туч. Здесь даже небо кажется ухоженным. Все так мирно, сияюще мирно. Все эти дни казалось, что счастье будет вечным.
Ей в июле исполнилось двадцать четыре. Она красива, стройна, длиннонога. Зеленоокая бестия.
Будучи здесь год назад, я не знал никакой Лю.
Я никогда не забуду ее глаза, эти глаза, я забуду ее, но не эти глаза…
— Не гони, пожалуйста, — прошу я, когда она превышает скорость на повороте.
— Ладно.
Особенно я люблю ее кожу, белую–белую, нежную, как пена волн. Когда мы впервые выбрались на пляж, она была словно ангел, с ее божественными плечами и нежными крылышками лопаток. Ее ноги — самые красивые ноги, которые я когда–либо видел. А как она идет! Как она несет свою женственность!