В течение последующих двух дней я не мог написать ни строчки. Все мои мысли были заняты Эммануэлем, Бев и Мартикой. Бев ассоциировалась у меня с женщиной–полицейским Лорен Хаггестон из полицейского сериала «Работа», который я регулярно смотрел. Иногда в течение дня можно было посмотреть целых три серии, потому что по утрам канал повторного показа транслировал две получасовые серии за предыдущие годы, а по вечерам Ай–ти–ви показывала часовую новую. В последнее время продюсеры «Работы» пригласили целую группу помятых актеров, действительно очень похожих на полицейских, в ущерб прежним, гораздо более миловидным. Лорен Хаггестон тоже была из новеньких — страшно худая, но все–таки с большой грудью. Я с интересом отметил, что игравшая ее актриса за три года до этого уже снималась в этом же сериале, но тогда она играла наркодилера и торговала наркотиками вместе со своим приятелем из украинской мафии. Такое уже не редко случалось в этом сериале: актеры, исполнявшие теперь главные роли полицейских, уже фигурировали ранее в роли преступников. Порой мне даже приходило в голову, нет ли здесь специального умысла и не хотят ли продюсеры таким образом подчеркнуть нравственную двойственность полицейских, в которых всегда должен быть оттенок коррумпированности; но потом я решил, что дело просто в помощниках режиссера, которым нравится работать с уже известными им и профессиональными людьми. В моих фантазиях о жизни, наполненной сексом, роль Мартини играла моя покойная вторая жена.
Есть такая старая шутка: тренер говорит футболисту: «Сыграешь плохо, и в перерыве ты у меня получишь на орехи». — «Спасибо, босс, — отвечает футболист, — а в предыдущем клубе нам давали только чай и апельсин». Я уже все получил, и мое время истекало.
Через три дня после приезда Эммануэля Порлока только я начал подумывать, а не попробовать ли вернуться к работе, как зазвонил телефон. Это был Порлок собственной персоной, хотя он и относился к тому разряду людей, которые никогда не представляются по телефону. Его первыми словами были: «Моя шляпа у вас?» — ни привета, ничего, крайне невежливо.
— Простите, кто это говорит?
— Моя шляпа у вас?
— Привет, Эммануэль, — сказал я.
— Так у вас моя шляпа? — повторил он. — Та, в которой я к вам приезжал, серая шляпа, шляпа «May May».
— Шляпа «May May»?
— Да, — раздраженно повторил он. — Моя шляпа. Спереди на тулье написано: «May May». Она была на мне, когда я к вам приезжал, а теперь я нигде не могу ее найти. Я помню, что она была на мне, когда я к вам ехал, а вот была ли она на обратном пути, я не помню.