В загадочном мире психики физический закон обратной связи тоже подтверждает себя. Чем грубее внешний нажим, тем нежнее, тоньше, душевнее, духовнее, если хотите, самозащита.
Бесчисленны легенды этой страны. Здесь исторические события стали легендами, а легенды — историей. Я не встречала у других народов такой кровной связи прошлого с настоящим. Сегодняшний день не отбрасывает прошлого, но привлекает его, не убивает убитых снова и снова, но оживляет их.
Мы, едва придя на арену жизни, стремимся зачеркнуть все, что было до нас, и начать на голом месте. Тщимся быть началом, не желая быть продолжением.
Время во Вьетнаме несет не отрицание, а подтверждение. Сегодняшний день не выхолащивает вчерашний, но обогащает его. И тогда он сам становится историей.
После самых немилосердных бомбежек вьетнамец собирает обломки буддийских храмов, осколки бомб, патроны и ружья. В каждой деревне есть музей с экспонатами, еще не остывшими в прямом, а не в гиперболическом смысле.
Двадцатый век здесь воюет против всех прошлых столетий. Кибернетика соседствует с заостренными бамбуковыми кольями, сверхзвуковые самолеты — с капканами и волчьими ямами, напалм — с подводными трубочками, которые употреблялись еще во времена нашествия монгольских орд.
Но дело не только в трубочках и первобытных капканах. Против машин и роботов (называемых солдатами) двадцатого века поднимаются древние времена с легендами и песнями, с воспоминаниями о героях и подвигах, с наивностью и чистотой. Вот уж сколько лет двадцатый век обрушивает сталь и огонь, но не может сокрушить и угасить простенькой веры в правое дело.
В сознании простых вьетнамцев времена диффузируют одно в другом. Чума ассоциируется с атомной бомбой, атомная бомба — с чумой.
Вьетнамцы живут в каком-то компактном нетекущем времени. Поэтому, может быть, они так спокойны перед смертью. Их земля не знает забвенья.
* * *
Не имеющему памяти бессмысленно говорить о забвении.
Между двумя легендами, как между двумя тысячелетиями, пробую вставить клинышек настоящего:
— Хайфон сильно пострадал?
Я затаила дыхание в ожидании ответа, а Ке задумывается, взвешивает каждое слово на своих вьетнамских весах.
— Хайфон держится героически!
— Его сильно бомбят?
— День и ночь. Ночь и день. Больше всего вражеских самолетов сбито там.
От его разъяснений не становится легче.
Целый год я следила за сообщениями из Вьетнама. Бомбы, обрушенные на этот участок земли, а в особенности на город Хайфон, были нацелены и в меня. Нет более страшных бедствий, чем те, которые происходят вдали от нас. Когда мы находимся в центре бедствия, у нас находятся и силы его пережить. Гораздо труднее пережить воображаемый ужас, которым застигнуты наши близкие.