– Это кому?
– Наркомам, командармам и – Самому!
Закулисные игры – удел верхов. А Федор простой служака, заточен под реальную работу и умеет ее делать лучше многих.
– Обо мне речь в Москве заводил?
– Упаси боже! Вдруг ты не согласишься? Разговор был – потихоньку подобрать толковых людей, с опытом, с хваткой. Я о тебе сразу подумал. Даю неделю на размышление. А сейчас об этом больше ни слова, забыли.
Светлов вылил остатки водки в кружки.
– За нашу Победу!
Выпили стоя. Победить в страшной войне страстно хотели оба. Поговорили еще немного о положении на фронтах, о ленд-лизе, об открытии второго фронта.
Союзники – Америка и Англия – все обещали, но реальных действий не было. Темы перевода Федора больше не касались.
– Ладно, поехал я. Вроде в отпуске, а дел полно, надо еще в пару мест заскочить, к приятелям, – поднялся со стула Светлов.
Федор понял, что особист развил кипучую деятельность по комплектованию будущей службы. Обнялись на прощание.
– Ты выздоравливай, Казанцев. Тут такие дела разворачиваются, а ты в бинтах.
– Давно ли сам из госпиталя выписался? Кто бы говорил!
Хорошо посидели. Когда Федор оставил Светлова в госпитале, предполагал, что еще встретятся – на одном фронте воюют, одно дело делают, но не думал, что так скоро и при таких обстоятельствах.
На следующий день Федор посетил госпиталь. Пусть хирург осмотрит рану, сделают перевязку. Он бы и вчера съездил, да неудобно, от него спиртным разит. На сотрудников НКВД и так в прифронтовой зоне косо смотрят, а тут еще и запах.
– Ранение легкое у вас, нагноения нет, заживет быстро. Так что считайте – повезло вам, – сказал хирург. – Постарайтесь рану не беспокоить, через два дня на повторный осмотр и перевязку.
Легко сказать – «рану не беспокоить». Осадчий дал два дня отдыха. Завтра на службу выходить надо, а непредвиденные обстоятельства могут заставить напрягаться в полную силу.
Несколько дней прошло спокойно. Утренние построения, разводы караулов по заставам, личные проверки несения службы. А потом вечером звонок Осадчего:
– Зайди ко мне.
– Сейчас?
– Утром.
После подъема, завтрака, построения Федор поехал к Осадчему. Вошел, доложился по форме.
– Садись. Дело для тебя есть.
– Слушаю.
– Особисты из частей, куда новобранцы прибывают, стали докладывать о непонятных случаях. Прибывает пополнение, двум-трем становится плохо. Температура, рвота, головные боли, потом потеря сознания, судороги, смерть. Полевые врачи ставили диагноз «пищевое отравление». Проверили сухие пайки, полевые кухни – чисто. Нет, нашли, конечно, мелкие нарушения, как без этого. Но дальнейших последствий быть от них не могло. Вон у меня на столе целая куча рапортов – тринадцать человек умерли.