- Не пожалуется... Мы ему темную устроили, нас много было.
- Всем достанется. Ихняя власть теперь. Что захотят, то и сделают!
- А пожалуется - еще схватит.
- Не смей, кому говорю! - хлестнула меня мать фартуком пониже спины.
Но постепенно гнев матери утихал хоть и ругала меня, пока собиралась идти пасти овец.
Сегодня воскресенье, и она подменяет меня, дает погулять. А в другие дни я кричу: "Выгоняй овец!" Кусок хлеба, бутылка молока - и с этим кукую до вечера. Хорошо, если б хоть хлеб был настоящий, такой, как до войны, а то...
Я не знаю, чего в нем было больше - толченого вареного картофеля или выжимок из бураков. Корка на буханке всегда вспухала и подгорала, пещеры под ней были такие - хоть две руки засовывай. А из серого и мягкого, как глина, мякиша можно было лепить игрушки. И хоть бы крупинку соли на этот хлеб! Но соль мать экономила и берегла пуще муки - достать было негде.
С драниками - картофельными оладьями - я расправился быстро. Вышел во двор почти вслед за матерью.
Мне сегодня надо идти в гумно - большущий сарай, куда до войны колхоз складывал сено или солому. Оно чудом сохранилось в конце соседней усадьбы. А дом и хлев соседа сгорели дотла в прошлом году. Еще счастье, что успели набежать колхозники, вытащить из хаты старого деда - головешки уже на голову падали... И хорошо, что их корова была в поле... От соседской занялась тогда и наша хата, но успела сгореть только крыша - отвоевали люди у огня.
Колхоз выделил соседу новую усадьбу, а пожарище весной засеял коноплей - до самого гумна. Выросла конопля на радость нам и воробьям по самую крышу.
Степа как-то говорил: если бы такая конопля была и вокруг деревни, то и леса не надо - партизаны бы враз появились. Я верю Степе. Он самый старший в нашей компании, разговаривает уже хрипловатым баском, а не так пискляво, как малявка-Петрусь. Поэтому мы и признали Степу командиром...
Какой чудесный запах у конопли! Идешь как по хвойному лесу... Некоторые стебли толщиной в палку и высокие-высокие. Темно-зеленые шапки-макушки раскачиваются из стороны в сторону. Точь-в-точь как сосны!
Я сломал одну копоплину, вышелушил в горсть темно-серые зернышки. Они сладкие, вкусные, мы разжевываем и высасываем их. Вместо семечек. Но не сравнишь, конечно, с грушами-цукровками. Если пробраться поперек конопляного леса, то там, у самого забора бабки Настуси, и растет цукровка - с одной стороны засохла от пожара, а другая еще зеленеет, плодоносит. Если хорошенько постараться, можно набрать полный карман.
Вдруг я обмер: на самой макушке кто-то уже был - потрескивали сухие сучья, шевелились, дрожали ветки. Но это был не Петрусь и не Степа...