— Тебе лучше, Барбара? Отчего же это случилось?
— Отчего это случилось! — она не выдержала. — И это ты спрашиваешь меня?
М-р Карлайл не мог выговорить ни слова от удивления, но, по некоторым необъяснимым законам сострадания, смутное и не слишком приятное подозрение об истинных причинах возникло у него в голове.
— Я не понимаю тебя, Барбара. Мне очень жаль, если я каким-то образом обидел тебя.
— «Очень жаль», ну конечно! Какое тебе дело до меня? Если даже я умру, — она топнула ножкой. — У тебя ведь есть жена: а что такое я в твоей жизни?
— Тише! — перебил он ее, оглядываясь по сторонам, заботясь о ней более, чем она сама.
— Ну, конечно, тише! Какое тебе дело до моего несчастья? Лучше бы мне лежать в могиле, Арчибальд Карлайл, чем жить так, как я живу. Моя боль просто невыносима.
— Я не могу притворяться, будто не понимаю тебя, — сказал он, чувствуя досаду и раздражение. — Однако, Барбара, дорогая моя, я никогда не давал тебе оснований полагать, будто я… относился к тебе лучше, чем…
— Не давал мне оснований! — она чуть не задохнулась. — Да ведь ты постоянно бывал у нас в доме, как будто моя тень; ты подарил мне вот это, — воскликнула она, распахнув накидку и показывая ему медальон. — Ты был мне ближе брата!
— Погоди, Барбара. Вот именно — я был тебе как брат, и только! Мне и в голову не приходило стать для тебя кем-то еще, — прямо ответил он.
— Да, брат, и не более того! — снова возвысила она голос; казалось, еще немного — и она снова сорвется на крик. — Какое тебе дело до моих чувств, до того, что я полюбила тебя?
— Тише, Барбара! — умоляюще произнес он. — Постарайся рассуждать спокойно и разумно. Если я дал тебе повод думать, будто испытываю к тебе более нежные чувства, мне остается только выразить глубочайшее сожаление по этому поводу и заверить тебя, что я сделал это невольно.
Она стала понемногу приходить в себя. Эмоции схлынули, и лицо ее осталось бледным и безжизненным. Она посмотрела на него.
— Если бы она не встала между нами, ты полюбил бы меня?
— Я не знаю. Откуда мне знать? Разве я не сказал тебе, Барбара, что я думал о тебе только как о друге, о сестре. Я не могу сказать, что случилось бы потом.
— Мне было бы легче вынести это, если бы о моей любви никто не знал. Весь Вест-Линн сплетничал о нас, а сейчас этим людям остается только жалеть меня. Лучше бы ты убил меня, Арчибальд.
— Я могу только выразить тебе мое искреннее сочувствие, — повторил он, — и надеяться, что ты скоро забудешь об этом. Давай не будем вспоминать об этом разговоре. Пусть память о нем исчезнет, как эта ночь, а мы останемся друзьями — словно брат и сестра. Поверь мне, — добавил он, — это признание нисколько не уронило тебя в моих глазах.