— Перед тем, как все это произошло, мы сильно повздорили. Они уехали. Стоял поздний вечер, зима, и на дороге был гололед. Они умерли не сразу, какое-то время еще пробыли в реанимации. Потом всё.
Это неправильно. Неправильно рассказывать такое человеку, преспокойно убивающему людей и играющему с полицией в кошки-мышки. Неправильно и то, что после того, как я произношу всё это, мне внезапно становится легче. Невероятно легче, чем было все эти годы. И я испытываю еще большую злобу, понимая, что Гаспар — единственный, кто заставил меня выпустить своих демонов наружу, а теперь еще и освободил от давящего груза. Я ненавижу его потому, что понимаю — каждый шаг его имеет определенный расчет, ничего просто так он делать не будет. И это еще более отвратительно — получить помощь из тех рук, которым в другое время не дала бы приблизиться к себе.
Я уверена, Гаспар мог заметить какие-то отблески моих эмоций, но не подал виду. Вместо этого он поднялся со стула и произнес:
— Насколько я понимаю, ты еще не ела. Поужинай со мной.
Этот вечер не похож на те, что были раньше. Несмотря на то, что я хочу есть, кусок в горло не идет. И я чуть ли не давлюсь превосходной рыбой с ломтиком лимона и зелеными оливками. Но ем, ради своих целей и ради того, чтобы хозяин, сидящий напротив меня, не заподозрил моего нежелания воздать должное ужину. Повисшее молчание так же не помогает ситуации. Когда Гаспар отходит, чтобы поставить тарелки возле небольшой мойки, встроенной в цельный комплекс его кухни, я долго смотрю ему в спину. Он весь вечер демонстрирует мне возможность выбора — напасть или играть в согласие. И я до сих пор борюсь с желанием выбрать такой очевидный, но совершенно проигрышный вариант. Именно поэтому я отрезаю себе путь к ошибке, когда произношу, сначала не очень громко, а затем более отчетливо:
— Я думаю, что не права.
Гаспар останавливается на мгновение, отчего его фигура кажется замершей в ожидании. Затем он продолжает свои действия. А я договариваю:
— Мы можем быть друзьями.
После того, как агент Бьёрн едва успевает в очередной раз уклониться от моего кулака, пролетающего перед ним, он довольно хмыкает.
Каждый раз, как мы встречаемся в необжитой полупустой квартире, он заставляет меня снова и снова демонстрировать ему те приемы боя, которым он избирательно меня учит. Я уже догадалась, что они, в большинстве, направлены на отражение нападения. Не на атаку. И это меня раздражает. Нет, безусловно, я однозначно проиграю любому, кто повыше и посильнее меня, но это всё лишний раз напоминает о том, что меня рассматривают как червяка, который скачет перед щукой и может только извернуться и двинуть ее в глаз, когда она попытается его съесть. Тагамуто видит во мне только пешку, она легко спишет меня со счетов, если всё провалится, и я стану мертвой или бесполезной для неё. Я для неё — вещь. Думаю, что и все остальные тоже, и этот холодный расчет заставляет инстинктивно держаться настороже, когда оказываешься частью её плана. Поэтому я с большим удовольствием стараюсь доставить Бьёрну как можно больше моментов драки, где я могу выиграть за счет его массивности.