Сестра поджала губы, на ее лице застыло выражение, ясно говорящее о том, что она считает мои выходки простым сумасбродством. Иногда я действительно думала, что мы с ней не можем быть более чужими друг другу, как двое случайных прохожих на улице. Как бы там не было, но время, когда я терпела ее поучения, закончилось.
Всячески избегая еще и Алана, чья массивная фигура, украшенная начинающей лысеть головой, виднелась посреди гостей, я пожелала сестре доброй ночи и убралась подальше от всех. Я достаточно предвзято относилась к супругу сестры, сумевшему стать состоятельным благодаря своей непревзойденной манере идти вперед по трупам и не страдать приступами укоров совести. Он вместе с Ниной сумел оказаться настолько же чуждым тому миру, в котором растили нас с сестрой, и это раньше тяготило меня более всего. Было сложно понять — отчего мы стали жить в двух разных мирах, не имеющих никаких точек соприкосновения. Каждый раз, когда я оказывалась у нее, меня охватывало тягостное ощущение какой - то собственной неполноценности, на которую они оба постоянно мне указывали, обладая огромнейшим чувством уверенности в правоте высказываний и советов. И ничего поделать с этим нельзя было. Поэтому такси уносило меня от их богатого дома в мою собственную нору, и настроение от этого медленно, но верно поднималось.
Я прошлась по дому. Затем нашла в углу полупустого бара бутылку вина, чудом сохранившуюся, и вышла на крыльцо. Сидя в платье, босиком на ступенях, я пила вино прямо из бутылки и слушала тишину. Относительную тишину, в которой у меня было свое место. Где - то там беспокойно шуршал прибой, набегая на острые зубья скал побережья. Ниже по улице город все еще не спал, тратя ночь на привычные развлечения и заботы. Над всеми нами висело молчаливое черное небо, затканное россыпью звезд, равнодушное и к богатым, и к бедным.
* * *
Вой полицейских сирен приближался очень быстро. Направлялся он явно в сторону нашего квартала, количество сирен в этом хоре говорило о том, что, по меньшей мере, машин там не меньше трех. А ещё раздавались голоса — испуганные и быстрые, словно стайка птиц обсыпала кусты и гомонила без умолку. Кое-как пригладив встрепанные спросонок волосы, я выбралась наружу. Сегодняшнее утро не радовало солнцем, небо было сплошь затянуто облаками, отчего казалось, что на нем разлита серая пелена, сквозь которую едва пробивались тусклые лучи. Люди, живущие рядом со мной, стояли на улице небольшими группами, и было что-то в их фигурах, движениях отдающее страхом. Липким, затягивающим страхом, который полз по улице как тонкий туман, забираясь внутрь каждого, кто встречался ему на пути. Было малопонятно то, что доносилось до меня в виде отрывков слов, фраз. Повинуясь пагубному любопытству и заинтересованности, я пошла вверх по улице, опираясь на то, что чем дальше шла, тем больше было народу, и тем сплоченней он держался, бросая частые и быстрые взгляды куда-то вперед.