— Нет, — не глядя отмахивается она. — Разве из этого крана течет?
Далека она от искусства!
Я толкаюсь дальше, тру коченеющие уши и мечтательно думаю о теплой пивной.
— Английский галстук! Английский! — потрясает разноцветной тряпкой худой и высокий, как жердь, дядя.
— Нет, брат, — говорю я себе, — со скромностью далеко не уедешь…
Нацеливаюсь на жирного гражданина с хорошенькой девочкой. Он любуется портретом Толстого. Решительно подхожу.
— Не, возьмете ли этюд Айвазовского? — нагло выговаривает мой язык.
— Ну… какой же это Айвазовский! — добродушно улыбается толстяк.
— Это? Нет! — быстро лавирую я. — Это натура — Ангара во время ледохода и вид Байкала. А… Айвазовский — дома!
— Красиво, папа? — говорит девочка.
— Сколько же вы за это хотите? — спрашивает толстяк.
— Четыре рубля… — лепечу я с замиранием сердца.
Веселый, чудный толстый гражданин молча достает бумажник. Ура! Теперь мне черт не брат!
Я победно пробираюсь через толпу. У меня не мерзнут больше уши. Я уже не продавец, а покупатель.
На снегу, как лужи, всякая дребедень. На платках, на скатертях.
Среди фарфора, подсвечников и кружев я замечаю груду технических книг. Подымаю одну — как раз по моей специальности. Я перелистываю страницы и с последней синим оком глядит на меня печать.
Дыбом взвивается для меня весь базар!
В середине печати фамилия «Розенфельд».
Я глухо спрашиваю:
— Сколько?
— Рупь, — отвечает мне девушка с подведенными глазами. Я сую ей бумажку и выскакиваю из толкотни.
Я еще и еще раз прочитываю фамилию, и в памяти моей оживает последний вечер на прииске, у Анисьи Петровны.
На рудаковских книгах, которые она мне показывала, был такой же штемпель! Я быстро возвращаюсь назад.
— Не помните ли, милая гражданочка, откуда у вас эта книга?
Она удивленно и холодно настораживается.
— Дело в том, — как можно веселее объясняю я, — что эту книжечку я подарил когда-то одной барышне…
Я плету дикую чепуху!
Девушка успокаивается, поводит чернеными бровями и слушает, прищурясь.
— Понимаете, мне хотелось бы разыскать мою знакомую…
— А может, я знаю? — игриво подзадоривает она и откровенно меня разглядывает.
— Красавица вы моя, ну, скажите!
Она хохочет.
— А вы сами откуда же будете?
— Я художник из Сибири.
— Ишь! — мотает она головкой. — Мало там у вас своих барышнев… — И задумывается. — Уж, право, не знаю, как вам помочь. Откуда книга? Разве упомнишь? Всякие продают. То ли Нинка Шустрова, то ли барон…
— Барон? — изумляюсь я.
— Ну да, барон Грингоф. Его все так зовут…
— А как же мне их разыскать? — говорю я с забившимся сердцем.
— Нинку — просто: на Лиговке она… Номер 34. А тот далеко (она называет адрес какой-то химической лаборатории). — Спросите там у швейцара… Только вряд ли он скажет. Незнакомых не любит, и немножечко полоумный…