Наконец, самый интеллигентный из них не выдержал и подошёл к Сергею. О нём Сергей знал не очень много и со слов самого пьяницы выходило так, что он даже защитил кандидатскую диссертацию по истории, но потом его потянуло на вокзал, где он бывает в кругу друзей каждый день.
Сергей опять же по аналогии с армией понял, что будучи прекрасным рассказчиком, этот пьяница на вокзале самый главный, ибо деньги на выпивку найти можно, а вот «уложить» выпивку в задушевную беседу «за жизнь» без рассказчика нельзя. Сергей стал для них своим по тем же причинам.
Сергей, видя, как мучается подошедший, предупредил его непонятную робость вопросом: «Какие–то вы сегодня тихие»?
Подошедший, а его все величали Валерий Михалыч, торжественно произнёс: «Так ведь праздник же».
— Действительно, — вспомнил Сергей, — как я мог забыть за своими «героическими буднями» о Пасхе, о Возрождении Христовом.
Душа Сергея потеплела к этим, по–своему, счастливым людям. Что–то в их мозгу «перемкнуло», что–то такое, что не позволяло им заниматься попрошайничеством в такой день, но никто с ними и не «христосовался», и не целовался, и не подносил выпивки, чтобы разговеться. Ещё Сергей понял, какая именно сила оторвала его с места и вынесла в самую народную гущу.
— Ну что, — сказал Сергей, — пошли разговляться.
— А можно остальных позвать, — робко спросил Валерий Михалыч.
— Зови, — просто сказал Сергей, а про себя закончил фразу, — Человек всегда возвращается туда, где оставляет свой зов. Возможно, что эти люди отдыхают на вокзале от прошлых путешествий.
Народу собралось человек семь, и они странной, разношёрстной толпой, во главе которой «плыла» офицерская фуражка, направились в вокзальный буфет.
Сергей любил вокзальные буфеты. В них была толкучка, но не было суеты. Люди знали, зачем они сюда пришли. Правда, был один нюанс, качество буфета определялось наличием в нём своей кухни. При наличии кухни и при огромной проходимости пассажиров за свежесть продуктов, включая и пиво, можно было не беспокоиться. Это тоже были военные хитрости, позволявшие выживать в любой обстановке.
Этот буфет соответствовал самым высочайшим требованиям любого гурмана. Столы были покрыты клеёнками, с разводами жира, которые постоянно меняли своё направление, в зависимости от руки протиравшей их грязной тряпкой, после ухода обедавших и пьющих. Народа было полно. Сигаретный дым превратился в сплошной туман. Расторопная и привыкшая ко всему буфетчица покрикивала на своих постоянных посетителей и обсчитывала новеньких. Жизнь кипела и бурлила.
Сергей улыбнулся своим мыслям. Он давно относился к течению жизни, как к череде тестов. Такие народные буфеты были одним из таких тестов, которые он устраивал своим женщинам. Если она не впадала в панику, не ныла, не застывала в ужасе, поджимая руки…, значит своя. Так было и в Праге, и в Берлине, и в Варшаве. Так было и есть везде, где ещё остались нормальные граждане, знающие толк в вечном движении и импровизации. Это не ресторанный застой, с последовательно заданной программой и меню.