Курт не ответил, снова отвернувшись и глядя в пол; Маргарет сжала пальцы на его ладони.
— Я оберегала свою жизнь, — сказала она негромко, но неколебимо. — Оберегала, как умела.
— Хорошо, — наконец отозвался он с усилием. — Пусть так. Но с Филиппом все было чуть иначе.
— Он сам виноват. В отличие от… прочих он знал, кто я. И поверь мне, в этом для него была немалая доля моей привлекательности; согласись, милый, тебя ведь тоже возбуждает эта мысль?
— Как и тебя, верно? — в тон ей отозвался Курт с напряженной усмешкой. — Кроме всего прочего, разве не идея склеить инквизитора занимала тебя, когда ты начала играть со мной?
— Лишь поначалу; да, это было… интригующе, — признала Маргарет нехотя. — Но — послушай; в любви всегда так, первый толчок ничего общего не имеет с возвышенными чувствами, с душевной привязанностью; первый толчок вообще не касается ни возвышенности, ни души. Изначальное желание получить кого-то зарождается вдалеке от всего этого. Обращая внимание на красивую женщину, ты разве думаешь о ее душе, чувствах, мыслях? Нет. Ты думаешь о своих чувствах, вернее, лишь об одном из них, причем весьма низменном. И чем это более достойно, нежели что бы то ни было иное?
— Софистика, — шепотом возразил Курт; она вздохнула, с улыбкой проведя ладонью по его щеке:
— Боже; нециничный инквизитор… Но ведь ты понимаешь, что я права. Что ты сам нашел во мне? В первый день нашей встречи — что ты мог во мне увидеть? Тело? И все?.. Но сейчас это не имеет значения — ни то, что видел ты, ни то, что видела в тебе я; сейчас все иначе.
— А Шлаг? С ним как это было? Долго он продержался?
— Прекрати, — велела Маргарет строго. — Да, Шлаг был мил. Умен. Выдержан — до поры. Но и он вскоре стал таким же, как все — с той лишь разницей, что угрожал мне неявно.
— Оклад для книги…
— Да, — кивнула она. — Оклад для книги. Когда я узнала, что происходит, когда он не удержался и рассказал мне, какой подарок готовит, что мне было делать? Любовь и сострадание не являются моими добродетелями настолько, чтобы со всем смириться и изготовиться идти вместе с ним на эшафот, взявшись за руки.
— Я был готов, — еще тише возразил Курт, и она придвинулась ближе, обхватив руками за шею и прижавшись к его виску щекой.
— Да, — согласилась Маргарет. — И это покорило меня совершенно. Никто в моей жизни никогда не делал для меня ничего подобного; и будь уверен, никто из этих влюбленных глупцов не сделал бы.
— Это сделала Рената, — напомнил он; Маргарет помрачнела:
— Да. Она — сделала.
— Ее ты тоже привязала к себе какими-нибудь иголками, нитками… чем еще…