Полусферы, соединенные цепью, вращаясь с жутким ревом, ударили по такелажу и парусам, обрывая ванты, рубя реи и разрывая парусину в клочья, а тяжелая картечь пронеслась вдоль палуб вражеского фрегата, превращая тела людей в фарш.
Но куда больший урон нанесли тяжелые орудия батарейной палубы, особенно те три новейшие пушки левого борта, что были установлены по настоянию Готора почти перед самым выходом из Фааркоона.
Признаться, другие матросы-пушкари, не обслуживавшие эти орудия, да и сам Ренки, посматривали на них с некоторым сомнением. Они казались им излишне тяжелыми, особенно за счет утолщенной казенной части. А уж сам снаряд, которым стреляла эта пушка… Пустотелый чугунный шар из двух половинок, скрепленных болтами. Да еще и особое отверстие, через которое перед боем надо было насыпать внутрь изрядную порцию пороха, а потом еще и плотно вставить сверху особый стаканчик с запалом, тем самым перекрыв отверстие.
Хранить и работать с такими штуками на батарейных палубах во время боя, когда в клубах едкого порохового дыма нервно бегают матросы, заряжая пушки и гася начавшиеся пожары, стонут раненые, свищут ядра и картечь и летят щепки! Одно неловкое движение, случайная искра, просыпанный мимо порох, ошибка при работе с фитилем… Словом, шанс пострадать от собственных придумок куда выше, чем поразить врага. Но даже если и удастся снарядить эту бомбу без всяких ошибок и нормально поместить ее в пушку… При одной только мысли о том, что будет, если вместе со взрывом пороха в каморе взорвется и порох в ядре, опытный корабельный артиллерист может поседеть за несколько минут. Очень опасное баловство — эти затеи Готора. Тем более что сам снаряд, сохраняя большой калибр, становится куда легче обычного ядра, и, что бы там ни рассуждал этот затейник о каких-то там «начальных скоростях», имелись у пушкарей немалые сомнения, что при своей легкости этакая штука сможет проломить толстый борт военного корабля.
Одно из ядер, отрикошетив от борта «Бесстрашного», ушло в море, навечно отправившись пугать рыб. Взорвалось оно или нет, так и осталось тайной, ибо на обоих флотах не нашлось настолько пытливого, а главное — томящегося от безделья ума, дабы проследить его дальнейший путь.
Зато второе, попав чуть ниже гальюна, снесло часть установленной на носу фигуры морского дракона и, прорвавшись в корабельные трюмы, взорвалось прямо возле основания фок-мачты, расшатав крепления и вызвав сильнейший пожар. А вот последнее, направленное лично рукой Готора, вошло в обшивку почти на самой ватерлинии и, взорвавшись, выломало столь изрядный кусок борта, что через образовавшееся отверстие с легкостью смог бы пролезть человек, да не какой-нибудь мозгляк, а вполне богатырских пропорций