А Рогожин зачарованно наблюдал, как яркая желто-зеленая кружевная паутинка энергетических каналов, разноцветные активные точки, точки поглощения энергии постепенно тускнеет, тончает, заменяясь блеклой картинкой с преобладанием фиолетовых и синих цветов.
— Теперь ты, — сказал он Рогожину, когда превращение лебедя в гадкого утенка состоялось. Теперь перед Виктором стоял ничем не примечательный высокий паренек двадцати лет с хитрым прищуром карих глаз.
— Гхм, — пробормотал Рогожин, — у тебя это получается намного лучше, правде, медленнее, но лучше, с этим не поспоришь.
Спустя считанные мгновения яркая оранжевая аура Виктора сменила свой цвет на глубокий синий.
— Вах! — не сдержал восклицания Смолин, — красота-то какая! А что со следами будем делать? Все-таки слишком уж он явный.
— Ты натворил, тебе и убирать, — в таком же ключе ответил Виктор, кивая на "художества" Смолина.
— Ну, — смутился тот, — честно говоря, я не помню, что творил. Да и ты ничем не лучше, — возмутился он.
— Можешь как-то это исправить? — хладнокровно спросил Рогожин.
— Нет, но…
— Раз нет, то давай исправим, что можем.
— А стоит ли? Может, заминируем здесь все нахрен, первый кто сунется — огребет по самое не могу, остальные будут знать, что лучше нас оставить в покое, а не нервировать понапрасну.
— Тоже вариант, конечно, — осклабился Рогожин, и, немного подумав, махнул рукой, — только сделай так, что рвануло лишь в том случае, если действительно будут нами интересоваться, а не из-за первого встречного грибника.
— Нет проблем, — ехидно улыбнулся Смолин и принялся выстраивать хитромудрую и крайне неустойчивую комбинацию, которая должна была выйти из равновесия в случае проявления источников М-поля. Таким образом, если бы на месте оказались лишь простые "грибники", то ловушка бы осталось нетронутой. А вот появление достаточно сильных источников или их активация на месте выхода парочки из портала… Это бы вызвало бы взрыв такой силы, что взрывом бы уничтожило даже молекулы воздуха, не то что людей или механизмы.
Оставив мину взведенной, они скрылись в лесу.
А в это время в комнату одной из съемных квартир города Москвы вошел элегантный господин в белом костюме. Весь его вид казался настолько чужеродным обстановке данного места, что его присутствие казалось очень странным. Белоснежный костюм, вышедший из-под руки известного лишь очень ограниченному кругу лиц во всем мире портного, такие же белоснежные ботинки, легкий золотистый загар, идеальная прическа так дисгармонировали с окружающей обстановкой, что обшарпанные стены, прикрытые кое-как наклеенными желтенькими обоями, должны были провалиться сами в себя от стыда. Однако одежда была не более чем декорацией, красивой упаковкой для того, кто мог бы стать продуктом высшей евгеники, образцом для всех бывших и будущих творцов сверхлюдей. Поэтому, за столь явное несоответствие места и человека, сами в себя должны были провалиться не только стены квартиры, но и сама несчастная хрущевка. Да что это чудовищное порождение советской дизайнерской мысли, даже самый роскошный офис постеснялся бы принимать в себе столь яркую во всех смыслах личность.