Она увидела все те же темные любящие глаза, сейчас запавшие и уже затуманенные смертью, все тот же нежный рот, устало боровшийся за каждый вздох. В лице Мелани не было ни упрека, ни обвинения, ни страха – лишь тревога, что она не сумеет найти в себе силы, чтобы произнести нужные слова.
Скарлетт была настолько потрясена увиденным, что даже не почувствовала облегчения. Потом, взяв в ладони руку Мелани, она ощутила, как теплая волна благодарности затопляет ее, и впервые со времени детства смиренно, не думая о себе, произнесла молитву:
«Благодарю тебя, господи. Я знаю, что недостойна, но все же благодарю тебя за то, что ты позволил ей не знать».
– Так что же насчет Эшли, Мелли?
– Ты… присмотришь за ним?
– Ода.
– Он простужается… так легко.
Пауза.
– Присмотри… за его делами… Понимаешь?
– О да, понимаю. Я присмотрю.
Сделав над собой огромное усилие, Мелани добавила:
– Эшли – он такой… непрактичный.
Только смерть могла подвигнуть Мелани на такую нелояльность.
– Присмотри за ним, Скарлетт… но только чтобы он не знал.
– Я присмотрю за ним и за его делами, и так, что он никогда об этом не узнает. Просто буду иногда давать ему советы.
На лице Мелани появилась слабая, но удовлетворенная улыбка, когда она встретилась глазами со Скарлетт. Этот обмен взглядами как бы скреплял сделку между ними, и забота о том, чтобы оградить Эшли Уилкса от слишком жестокого мира, причем оградить так, чтобы его мужская гордость при этом не пострадала, перешла от одной женщины к другой.
Теперь усталое лицо уже не было таким напряженным, точно обещание, которое дала Скарлетт, принесло покой Мелани.
– Ты такая ловкая… такая мужественная, ты всегда была так добра ко мне…
При этих словах рыдания подступили к горлу Скарлетт, и она зажала рукой рот. Она сейчас заревет как ребенок, закричит: «Я была сущим дьяволом! Я столько причинила тебе зла! Ничего я для тебя никогда не делала! Я все делала только для Эшли».
Она резко поднялась, прикусив палец, чтобы сдержаться. И на память ей снова пришли слова Ретта: «Она любит вас. Так что придется вам нести и этот крест». И этот крест стал сейчас еще тяжелее. Худо было уже то, что она с помощью всевозможных хитростей пыталась отобрать Эшли у Мелани. А теперь все становилось еще хуже – оттого что Мелани, слепо доверявшая ей всю жизнь, уносила с собой в могилу ту же любовь и то же доверие. Нет, сейчас она не в состоянии ничего больше сказать. Она не может даже повторить: «Попытайся сделать над собой усилие». Она должна дать Мелани спокойно уйти, без борьбы, без слез, без горя.