У девочки был такой разочарованный вид, что он захотел погладить ее по щеке в знак утешения. Но этот жест выглядел бы неуместным. Овид отметил красоту Лоранс, а главное, ее невероятное сходство с Эрмин.
— Мы обязательно увидимся, — тихо сказал он. — Держите меня в курсе. Договорились, Тошан? — громко добавил он. — Сообщите мне новости телеграммой или позвоните в бакалею Сент-Эдвижа.
— Обещаю. Хорошо вам добраться!
Метис был раздражен. Он предпочел бы компании Жослина общество Лафлера, тем более что продолжал теряться в догадках по поводу таинственного исчезновения своей жены. Она могла уехать по своей воле, судя по видениям Кионы, или же тело было в чем-то другом. Но в чем? Вконец измученный, он цеплялся за слова, которые тихо сказала ему девочка. Эрмин по-прежнему его любит. Ему было бы легче поговорить об этом со своим сверстником, чем с тестем. Но Жослин решил по-другому, и, поскольку расходы на поезд и отель оплачивала Лора, Тошан был вынужден смириться.
Мирей приготовила салат из картофеля и сельди, одно из любимых блюд Лоры. Экономка положила каждому по порции, приговаривая: «Боже милосердный!» Усевшись наконец за стол, она сказала:
— Пришлите телеграмму, месье, или вы, Тошан, чтобы сообщить, когда вы привезете нашу Мимин, потому что я хочу испечь для нее пирог с патокой, ее любимый десерт.
Как ни странно, это успокоило всех, будто слова их славной Мирей были добрым знаком и совсем скоро Эрмин переступит порог Маленького рая.
Мэн, три дня спустя, вторник, 1 июля 1947 года
После того как увидела в зеркале Киону, Эрмин бросилась на кровать и разрыдалась. Она считала себя достаточно сильной, чтобы преодолеть все испытания, но мимолетное видение ослабило ее, поразило в самое сердце. Киона была сродни ветру, поднимавшему волны на озере Сен-Жан, свежему дыханию лесов, дикому пению Уиатшуана. Для Эрмин она была неразрывно связана с Тошаном, Талой-волчицей, олицетворяла всю ее семью, потерянное счастье.
Ей было бы сложно объяснить кому-нибудь силу чувств, которые объединяли ее с этой необычной девочкой, такой дорогой ее сердцу. Она питала к ней особую любовь. «Моя сестренка, моя любимая младшая сестренка! — повторяла она в слезах. — Ты нашла меня, Киона. Спасибо! Я думала, что уже не нужна тебе…
Эрмин даже доводилось испытывать чувство вины по отношению к собственным детям, словно они занимали в ее душе второе место после Кионы, что было неправдой. Она их тоже очень любила, но более умеренно, не так пылко.
Появление девочки все перевернуло. Эрмин больше не собиралась уговаривать Родольфа Метцнера. Его поведение вызывало у нее тревогу. Страсть, которую он к ней питал, рано или поздно должна была подтолкнуть его к насилию. Теперь ей хотелось только одного: бежать. В середине ночи, когда слезы ее иссякли, она отправилась обследовать театр, гостиную, кухню, осматривая каждое окно, каждую позолоченную решетку, каждый замок. Дом был оснащен самым современным электрическим оборудованием. Она включала по очереди великолепные люстры, огни рампы, ночники из цветного стекла. Босоногая и бесшумная, она даже отважилась подняться на второй этаж, но все двери были закрыты на ключ, включая те, что вели на чердак. Подол ее платья шелестел при каждом шаге, словно чье-то тихое дыхание у ее ног.