— Ты не ушибся, Вася?
Вася не отвечал. Он плыл спиной к Никите, оставляя за собой кровавый след.
Никита закрыл глаза и услышал звук мотора.
«Завели уже», — подумал он, и ему стало безразлично, задохнулся офицер или нет.
Он выпустил его, но офицер уже не всплыл.
В моторку вскочили двое автоматчиков. Они оттолкнули лодку и посмотрели на мост.
— Теперь уже все кончено, — сказал Никита и удивился своему голосу. Он звучал, как голос другого человека.
Моторку уже подхватило течение, когда на мосту закричал офицер. Он показывал на Никиту, на Васю, который, шатаясь, уходил в плавни. Моторка повернула к мосту, и солдаты кинулись к левому берегу.
— Кончено, — сказал Никита, и ему показалось, что он различил злорадную гримасу на лице офицера.
Но солдаты не добежали до конца моста. Резкий взрыв расколол небо, и мост, как рыжая кошка, выгнул спину и в дыму, в водяных брызгах рухнул в реку. Взрывная волна на мгновенье обнажила русло и выбросила Никиту в плавни.
Он упал, оглушенный. И, только когда все затихло, он почувствовал боль в ноге. Он не мог встать.
— Васенька! Корешок! — крикнул он и потерял сознание.
Очнулся он уже далеко от моста. Девушка-санитарка из партизанского отряда бинтовала ему ногу.
Белый коршун кружился над ним. Он рождался в утренних звездах маленькой пушинкой на горизонте. Человек лежал на плоту из трех бревен, и это было последней его связью с землей и с кораблем. Он еще мог понимать это, когда звезды зелены в предрассветном тумане и когда жажда не пепелит растрескавшихся губ.
Но потом появился коршун. Он поднимался все выше и выше к зениту и концентрическими кругами опускался над морем. И крылья его, ослепительные, как у «юнкерса» в свете прожектора, того «юнкерса», который потопил их госпитальное судно, вырастали и застили звезды.
Белый коршун кружится все ниже и ниже. Моряк слышит свист его крыльев, точно легкий бриз запутался в снастях парусника. Уже можно различить его сизый и лаковый клюв, загнутый, как у кондора. Еще мгновение — и коршун задушит его… Человек закрывает глаза, сжимает кулаки. Приходит забвение… но вот снова появляются проблески сознания, возникают воспоминания.
…Этого можно было ожидать. Немцы сосредоточили вокруг города много дивизий, и никто бы не поверил, что так долго можно удержаться. Наши корабли спешно уходили на восток.
И госпитальное судно вышло в числе первых; легко раненые лежали в трюме, а тяжело раненые были наверху. Многие бредили и не хотели жить, и тогда санитарки успокаивали их тихо и настойчиво. Имя покинутого города не сходило с уст раненых.