Пока они ехали на извозчике, Виктор, вполуха слушая князя, с изумлением крутил головой, не узнавая родной город. Уж очень тот был не похож на Петербург начала XXI века. Аничков мост выглядел непривычно без бронзовых коней барона Клодта, но зато был украшен каменными башенками и цепями, и был очень похож на Старо-Калинкин мост.
А вот и дом купца Евсевьева на Фонтанке. Там жил Одоевский с супругой. Виктор и князь вылезли из экипажа.
– Милости прошу, Виктор Иванович, – сказал Одоевский, приглашая Сергеева войти в парадную, дверь в которую услужливо распахнул швейцар. – Не беспокойтесь, Тришка доставит ваши вещи в целости и сохранности. Парень он хоть и простоватый, но зато честный и старательный.
По мраморным ступеням широкой парадной лестницы они поднялись до квартиры князя. В дверях гостя встретил лакей, мужчина средних лет с круглой плутоватой рожей – такая в будущем обычно характерна для политических деятелей областного и районного масштаба.
В прихожей мужчин встретила сама княгиня. Она радушно поприветствовала Виктора, хотя и рассталась с ним всего пару часов назад. Вскоре появился и немного запыхавшийся Тришка с сумками. Князь лично проводил гостя в отведенную тому комнату, предложил располагаться там и чувствовать себя как дома.
Минут через двадцать пришла горничная и пригласила Виктора в столовую. Князь и княгиня уже сидели за обеденным столом, ожидая его прихода.
На первое у Одоевских в этот день была уха из осетра (как ни странно, но в те времена полутораметровую рыбину запросто можно было поймать в Неве!). На второе ростбиф с картофелем – сей продукт тогда не был так широко распространен в России, как в наше время, и считался своего рода «барским лакомством». А также румяные пироги и кулебяка на «заедку». Запивалось все это клюквенным морсом.
После обеда мужчины вышли из столовой, и Виктор решил переговорить с князем относительно порядка дальнейших действий. В ответ Одоевский предложил прогуляться по Невскому. Пора было привыкать к неторопливой и размеренной жизни в XIX веке.
Нет слов, чтобы описать главную улицу Санкт-Петербурга. Наверное, лучше всего это сделал бы Николай Васильевич Гоголь в своем бессмертном произведении. Поэтому просто процитируем классика:
«Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге; для него он составляет всё. Чем не блестит эта улица – красавица нашей столицы!.. Здесь единственное место, где показываются люди не по необходимости, куда не загнала их надобность и меркантильный интерес, объемлющий весь Петербург…
Всемогущий Невский проспект!.. Какая быстрая совершается на нем фантасмагория в течение одного только дня! Сколько вытерпит он перемен в течение одних суток! Начнем с самого раннего утра, когда весь Петербург пахнет горячими, только что выпеченными хлебами и наполнен старухами в изодранных платьях и салопах, совершающими свои наезды на церкви и на сострадательных прохожих…