. Кроме того, он воспользовался отсутствием у Великобритании кодифицированной конституции, заявив, что закон в принципе запрещает заключать в мирное время соглашения, которые могут привести к войне
[66]. Впрочем, более важным в таких делах оставался тот факт, что наличие крупнейшего в мире военного флота и преимущества островного положения позволяли Великобритании проводить относительно независимую международную политику.
Изо всех сил стараясь сохранить для страны свободу маневра, Солсбери также пытался предотвратить и возникновение направленных против Англии политических блоков. В 1888 г. он произнес в Карнарвоне речь, где говорилось, что нации должны вести дела с соседями так же, как это делают здравомыслящие домовладельцы: «Если вы хотите поладить с людьми, живущими поблизости, не стоит постоянно искать возможностей что-нибудь выиграть за их счет; нужно воспринимать их и свои притязания с точки зрения справедливости и добрососедства. С одной стороны, никогда нельзя жертвовать существенными и подлинными правами, на которые, с вашей точки зрения, кто-либо покушается. Но с другой стороны, не следует и раздувать незначительные противоречия в ожесточенные конфликты, принимая всякое расхождение во взглядах за угрозу первостепенной важности».
Те же, кто пренебрегает осторожностью и ведет себя с соседями неразумно, должны были, с точки зрения Солсбери, «обнаружить, что им противостоят объединенные силы этих соседей»[67].
В соответствии с давней традицией британской политики, Солсбери считал, что если уж союзы и должны существовать, то пусть их тогда будет два или больше и пусть они будут лучше направлены друг против друга, нежели против Великобритании. Отношения последней с Европой обычно устраивались тем лучше, чем больше было держав, с которыми Британия находилась на дружеской ноге. Равновесие сил на континенте также шло на пользу Лондону, который благодаря этому мог маневрировать между различными группировками. Солсбери смог убедить себя в том, что, действуя подобным образом, Великобритания служит общему благу – хотя трудно сказать, думают ли так правительства других стран. В Карнарвоне он заявлял: «Нет вещей более противоположных друг другу, чем добросердечное стремление поддерживать хорошие отношения с соседями и высокомерный дух угрюмой изоляции, скрывающийся под маской «невмешательства». Мы являемся частью европейского сообщества и обязаны действовать соответственно»[68].
Хотя Солсбери сам и не любил того, что называл «трепом об изоляции»[69], но его внешнюю политику все же охарактеризовали как изоляционистскую. Когда в 1896 г. королева Виктория указала на то, что Великобритания кажется несколько изолированной, маркиз резко возразил ей, сказав, что изоляция «заключает в себе куда меньшую угрозу, чем опасность быть втянутыми в войны, которые нас не касаются». Эту точку зрения разделяли и его товарищи по Консервативной партии. Выступая в 1896 г. на собрании консерваторов, лорд Гошен, первый лорд адмиралтейства, сказал: «Наша изоляция не вызвана слабостью или самоуничижением; мы ступили на этот путь намеренно, чтобы иметь возможность действовать по собственному выбору в любых возможных обстоятельствах»