. Айра Кроу с этим не соглашался. В убедительном меморандуме, написанном в тот же день, он доказывал: «Теория о том, что Англия не может участвовать в большой войне, означает ее отказ от положения независимого государства. Ее можно поставить на колени и заставить подчиняться указаниям любой державы или группы держав, которые способны воевать, и таких несколько… Вся политика Антанты может оказаться бессмысленна, если она не означает, что в справедливом споре Англия встанет на сторону своих друзей. Такие честные ожидания были озвучены. Мы не можем отказаться их признать, не подвергнув наше доброе имя суровой критике»
[1769].
Вне небольшого круга тех, в чьих руках теперь была судьба Великобритании, общественное мнение также оставалось разделенным, но уже склонялось в сторону интервенции. «Таймс», например, теперь доказывала, что Великобритания имеет моральные обязательства перед Францией и Россией и, более того, не может стоять в стороне, когда баланс сил на континенте сдвинулся в сторону Германии[1770].
В то время как Великобритания боролась со стоящей перед ней дилеммой, Германия принимала судьбоносное решение начать мобилизацию. Это было особенно опасно для мира в Европе, потому что мобилизация в Германии не была похожа на все остальные. Ее прекрасно согласованные и плавные шаги – от объявления состояния осады или «неминуемой угрозы войны» до проведения полной мобилизации, формирования боевых подразделений со всем снабжением и, наконец, переброски армий через границы – было почти невозможно остановить, как только они начались. И ее армия была всегда готова – даже в мирное время – тронуться с места немедленно; узел связи ее Генерального штаба работал круглосуточно, в нем был свой телефонный коммутатор, который был соединен напрямую с Главпочтамтом и телеграфом[1771]. Для Германии мобилизация была не дипломатическим инструментом, а самой войной. И хотя Бетман и кайзер сопротивлялись нажиму военных, чтобы запустить этот процесс, к 31 июля военные начали брать верх. Бетман принял этот сдвиг власти со смирением; представитель Саксонии в Берлине написал ему в своем сообщении: «Власть ускользнула из рук ответственных монархов и государственных деятелей, так что безумная европейская война произойдет вопреки желанию правителей или их народов»[1772].
Важно, что Мольтке, который раньше соглашался с тем, что мобилизация может еще подождать, накануне внезапно изменил свою позицию. Фалькенхайн записал в своем дневнике: «Изменения его настроения трудно или вообще необъяснимы»