— Но ты же военный человек, Пит. Разве ты готовился к легкой жизни?
— Эх, Джон, как ты не поймешь, что ни один военный и подумать не мог, в какую переделку нас втянут. Ты знаешь, что мы там наделали? Когда я думаю, что мне снова возвращаться во Вьетнам, мне кажется, что я сойду с ума раньше, чем сяду в самолет. Понимаешь, Джон, Вьетконг воюет с нами, нас убивает и калечит, а мы убиваем всех подряд, без разбору. Убиваем, конечно, и солдат Вьетконга, не без этого, но больше убиваем тех, кто никогда и оружия-то не держал в руках.
— А не кажется тебе, Пит, что ты замахиваешься на самые высокие наши принципы? — попробовал генерал сбить направление мыслей собеседника.
— Принципы?! К черту тебя с твоими принципами. Много ты в них понимаешь. Одень вот мою шкуру да полезай в болото, тогда поймешь свои принципы лучше.
— Ты, наверное, неправильно меня понял, Пит, — Макрейтон решил смягчить тон, чтобы получше узнать направление мыслей капитана, — я имел в виду, что не следует жаловаться на судьбу, а принимать ее такой, какой дал ее всевышний.
— А мне, Джон, совсем не хочется лишать себя хоть маленькой слабости. Скажи, почему это может жаловаться на судьбу какой-нибудь мешок с деньгами, когда проигрывает на бирже, а тот, кто по его вине проигрывает свою жизнь, жаловаться на эту даму не может? Я видел столько смертей и крови, что не жаловаться, а проклинать судьбу должен.
— За твою счастливую судьбу, капитан, — мягко сказал Макрейтон, поднимая стакан. — За твое благополучие. Война, Пит, — добавил он, — всегда связана со смертью и кровью. Бескровных войн не бывает.
— Это верно. Только кто мы такие, чтобы быть там? По какому праву мы там? Мы что — боги, чтобы решать, кому как жить и кому как молиться? — спрашивал капитан. — Что у нас, дома мало забот?
Макрейтон заметил, что к разговору прислушиваются и другие офицеры. И, судя по выражению на их лицах, они целиком на стороне его собеседника.
— Может быть, ты считаешь, что мы зря впутались в эту историю? — спросил генерал, ожидая, что на этот немного провокационный вопрос офицер ответит отрицательно.
Однако он не ответил. Поднял стакан с виски, посмотрел его на свет и сделал несколько небольших глотков. А потом с глубокой тоской в голосе проговорил:
— Эх, Джон, если бы ты знал, сколько моих знакомых ребят нашли свою смерть там. Ребят, которых я знал со школьной скамьи. Их послали во Вьетнам, а на родину отправили в гробах. За что, во имя чего?
— Мы помогаем нашим союзникам отстоять идеалы свободы и демократии, — произнося эти слова, генерал понял, что с такими парнями, как этот уставший и издерганный офицер, так говорить неприлично. И ответ капитана не заставил себя ждать.