— Предлагаю вернуться в гостиницу и подождать результата, — предложил Мэл, словно прочитав мои мысли.
— Поддерживаю, — согласился Кир. — Уж мимо нас они всяко не пройдут.
— Они? — брови Линары поднялись домиком.
— Я сомневаюсь, что Эннио, если поймает Хвелю, ограничится поздравлением и не проводит её сюда, — доходчиво пояснил парень с улыбкой.
— О, — физиономия Лин выглядела обескураженной. — А как же Николас?! Ведь Хвеля и ему нравится!
Мы глубокомысленно промолчали. Вопрос о том, кому же ещё нравится преображённая Хвеля, и с чего это вдруг Эннио стал себя так странно вести, требовал осмысления и обсуждения, так что вскоре наша тёплая компания покинула губернаторский дворец. Ой, чую, в ближайшее время будет весело…
Хвеле удалось выбраться из губернаторского дворца, и она очень обрадовалась, обнаружив, что никто не собирается гнаться за ней и приставать с расспросами. Проклиная всё на свете, наёмница, едва свернув с площади перед дворцом в ближайшую улочку, решительно скинула туфельки, стянула чулки, нимало не смущаясь тем, что пришлось задрать юбку — благо, в узком проходе кроме неё никого не было, — и отправилась дальше, с наслаждением чувствуя под босыми ступнями крупные булыжники мостовой. Корона победительницы всё так же оставалась на голове, и Хвеля в который раз с недоумением спрашивала себя, какого дохлого василиска устроила представление на конкурсе. Ведь ничего ж не стоило закосить под прежний образ, отдавить ещё раз ноги Эннио, протренькать чего-нибудь маловразумительное на гитаре, и проблеять какую-нибудь похабную песенку из репертуара многочисленных таверн.
— Нет, приспичило покрасоваться, — бормотала она, особо не задумываясь, куда идёт. — Как теперь отмазываться будешь, идиотка без мозгов?! — Хвеля мрачно насупилась.
Отвечать на вопросы, кто она и откуда, совершенно не хотелось. А ведь они будут, и телохранительница не сомневалась, вся честная компания ждёт её в гостинице, и не разойдётся, пока не дождётся явления блудной наёмницы.
— Нет, ну вот же ж, точно, набралась дурости от этой блондинки! — не уставала она ругать.
Как-то не хотелось признаваться, что поддалась желанию хоть немножко побыть собой, а не тем, кем её привыкли считать. Ведь два года жила в образе грубоватой и хамоватой наёмницы, и ничего… Взрослеет, что ли? Это настораживало. Но особенно вызывал беспокойство взгляд Эннио, внимательный, пристальный, чересчур серьёзный для того весельчака, которого всегда видела Хвеля. И танец взбудоражил странные и непонятные чувства, никак не желавшие уняться в душе телохранительницы.