Там я поставила на плиту кастрюлю с водой и опустила в неё три кусочка курицы. У меня отчего-то пересохло во рту и сильно колотилось сердце. И снова – снежные горные вершины, светящийся меч у меня в руке и отвратительная бурая куча дерьма, примостившаяся на соседней скале. Нет, у «дерьма» был язык. И глаза. И ядовитое жало на хвосте… Боль под сердцем. Смертельная тоска, гулкое эхо смерти под рассветным небом, умирание, распад, зима, холод, пустота.
Доктор Якушев стоял в дверном проёме.
– Ты не так проста, как кажешься, – сказал он. – Что-то в тебе есть. И такое чувство, будто ты – не та, за кого себя выдаёшь.
Жуткая зимняя тьма в его глазах, мурашки на моей коже.
Я плеснула в стакан воды из пятилитровой бутылки и с жадностью выпила: меня вдруг одолела сильнейшая жажда. Одним стаканом её утолить не удалось, и я выпила залпом второй. На третьем меня осенило: слишком уж эта жажда странная, она не может быть естественной. Не иначе, это фокусы доктора Якушева, стоявшего у меня за спиной и буравившего меня взглядом, полным мрака. Ответь ему тем же, пропищал бдительный будильничек. Расправь крылья и отбей атаку.
Я на секунду закрыла глаза, ощутив под диафрагмой пульсирующий комок воли, а спиной почувствовав лёгкий холодок. Свет – моё оружие. Обернувшись, я в упор выстрелила в доктора Якушева взглядом, а потом быстро перевела его на вазочку с печеньем: пусть он почувствует голод такого же свойства, что и моя жажда. Наши взгляды были скрещены, как клинки, а рука доктора Якушева сама потянулась к печенью. Он съел подряд три штуки, а на четвёртой остановился и рассмеялся.
– Великолепно… В тебе скрыт огромный потенциал. Ты сама не знаешь, кто ты есть!
Он ослепительно улыбнулся, а потом положил на стол свою визитку.
– Вот мой телефон – на всякий случай, если ты захочешь узнать об этом больше. Где находится мой кабинет, ты знаешь. Ну всё, больше не буду отнимать у тебя время. Когда Альбина перезвонит, пожалуйста, подойди к телефону, не заставляй её волноваться. Всего доброго.
Я проводила его, и на прощание он ещё раз улыбнулся. Пробормотав «до свиданья», я закрыла за ним дверь.
В его улыбке было что-то от Воланда.
Между тем мясо в кастрюле уже кипело, и я убавила огонь, машинально взглянув на часы: пятнадцать сорок. Я принялась чистить картошку, морковь и лук, размышляя над словами доктора Якушева: «Ты сама не знаешь, кто ты есть». Кто же я есть?
Альбина не перезвонила – она примчалась сама. Когда заверещал домофон, я как раз резала картошку кубиками, и нож, соскользнув, порезал мне палец. Сунув пораненный палец в рот, я бросилась снимать трубку.