– Ладно, я сейчас!
Я стала торопливо одеваться: от волнения два раза уронила дублёнку, а потом долго не могла попасть в рукава. Перед тем как выскочить из квартиры, я мельком глянула на часы в прихожей: семь двадцать утра. Тапочки отца стояли на своём месте у двери. Схватив ключи, я побежала вниз по ступенькам, едва не падая: подкашивались колени.
Ника стояла на крыльце, широко расставив ноги, одной рукой держась за перила, а в другой у неё дымилась сигарета. На лице – ни кровинки, а глаза – ох, я прямо-таки обмерла, когда в них взглянула. Она была похожа скорее на ходячий труп, чем на живого человека. Я схватила её за плечи.
– Ника, что с тобой? На тебе просто лица нет! Тебе что, плохо?
– Да, хреново, – улыбнулась она бескровными губами, и я почувствовала от неё алкогольный запах.
– Ты что, пьяная? – нахмурилась я.
– Сейчас уже почти нет… Но этой ночью я была очень, очень пьяная. – Ника обхватила сухими губами фильтр и затянулась, выпустила дым, потом бросила сигарету и закрыла глаза. – Ох, расстаёмся мы, Настюха… Теперь уже по-настоящему расстаёмся. Не увидишь ты меня лет пять… А может, семь. Не знаю, сколько. В общем, сколько дадут.
– Почему? В чём дело? – накинулась я на неё с вопросами. – Что значит «сколько дадут»? Кто даст?
Теперь, когда я видела её живой и невредимой, у меня чуть отлегло от сердца, но от того, как Ника выглядела, и что она говорила, меня затрясло мелкой дрожью. А она ответила:
– Кто даст? Ну… судья, наверно.
Мне показалось, что она бредит.
– Ника, пойдём ко мне, – сказала я, стараясь говорить мягко и убедительно. – Какие судьи, какие пять лет? О чём ты вообще? Тебе надо отдохнуть, прийти в себя… Проспаться. По-моему, ты всё ещё пьяная.
Я взяла её за локоть, приглашая войти в подъезд, но она не двинулась с места.
– Не такая я уж и пьяная… К тебе я не пойду, мне идти надо.
– Куда? Куда ты пойдёшь в таком состоянии?
– В милицию.
– Зачем ещё тебе в милицию?
Она посмотрела на меня жуткими, пустыми глазами.
– Сдаваться. Я человека убила.
– Что?! Ты?!
Она усмехнулась, снова обдав меня запахом алкоголя.
– А по мне и не скажешь, что я могу убить, да? А вот оказалось, могу…
Меня трясло – и от ужаса, и от холода. Ника со странной ухмылкой всматривалась в моё лицо, потом ухмылка исчезла, а её глаза раскрылись шире.
– Настёнок… Ты чего трясёшься? Ты что, думаешь, что я и… тебя?.. Нет, не бойся… Я пришла, только чтобы с тобой увидеться, перед тем как идти сдаваться. Бог его знает, свидимся ли мы ещё…
– Ника, что ты такое говоришь? Кого ты убила? Когда? Что за бред вообще?