Но, возможно, все обстоит совершенно по-другому. Господа фашисты, выстроившись в колонну по одному, бодрым шагом чешут тайной партизанской тропой в сторону станции или вообще совершают пятидесятикилометровый марш-бросок в направлении Челябинска. Вовец, как дурак, просидит тут до вечера, а потом наша доблестная милиция обнаружит на болоте три трупа и горсть золы. Он конечно, не сознается, что к двум покойникам руку приложил, и очень крепко, но остальных найти вряд ли удастся.
Чем дальше, тем больше одолевали Вовца беспокойные мысли. И то мерещилось, что подползают враги со всех сторон, то, наоборот, что их и след простыл. Махнув рукой, он уселся в каяк и, тихонько подгребая, двинулся, прижимаясь к берегу, в сторону песчаного островка. Охотничий нож висел на поясе под правой рукой. Солнце уже поднялось довольно высоко и начинало припекать, безоблачное небо сулило ещё один жаркий день.
Что-то блеснуло в камышах на берегу, какое-то стеклышко. Вначале показалось, что банка из-под овощных консервов. Но присмотревшись, Вовец узнал свою маску для ныряния и страшно обрадовался. Он не любил терять вещи, особенно такие нужные и полезные. Он повалился боком на берег, не вылезая из каяка, и дотянулся до маски, надел её на лоб. Так делают ныряльщики, когда отдыхают на поверхности. Перед тем, как нырнуть, они опускают её на лицо. Вовец внимательно оглядел камыши, нет ли поблизости дыхательной трубки? Ее к сожалению, поблизости не оказалось. Похоже, именно здесь, вчера его поймали. Трубку так рванули изо рта, что чуть последние зубы вместе с ней не вырвали. Вот маска и улетела в камыши. Где-то тут на дне должны болтаться ласты. Надо будет потом за ними понырять, тем более, что не глубоко, всего метра два.
Но нырять пришлось не потом, а сейчас. Камыши затрещали, и Вовец, взмахивая веслом, краем глаза успел заметить две человеческие фигуры, выросшие в нескольких шагах от него над камышами. Слитным залпом грянули ружейные выстрелы. Два высоких фонтана воды поднялись рядом с каяком. Круговым движением весла, Вовец развернулся в сторону озера и послал лодку вперед. Оглянувшись, увидел, как снова над камышом взметнулась фигура человека с прижатым к плечу ружьем, словно подброшенная кверху. Грянул выстрел, и человек словно провалился в камыши. Заряд картечи едва не опрокинул каяк. Ближе к носу прямо по ватерлинии зияла дыра в кулак величиной, если не больше. Хорошо, ногу не задело. Вовец почувствовал, что подмокает снизу, а каяк заметно оседает на нос. А из камышей появился стрелок. Вовец едва успел дернуть шнур, стягивающий резиновый фартук и опрокинуться в воду, естественно, в сторону, противоположную берегу. Картечь пробила стеклопластиковое дно и застряла в сиденьи. Вовец почувствовал крепкий удар по заду и вылетел вон из каяка, в воду. Даже не успел подивиться меткости стрельбы навскидку. Впрочем, чему дивиться, он бы с десяти шагов тоже не промахнулся. Теперь каяк качался на волнах кверху дырявым дном. И даже укрыться за ним не было возможности, так он глубоко осел в воду, почти полностью погузился, и не тонул только за счет естественной плавучести материала, из которого был сделан.