Андреас сделал над собой усилие и вновь отстранился.
— Скажу, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — ответил он.
— О, не сомневайтесь! — воскликнул субдиакон, припадая к нему всем телом. — Разве мэтр Виллем не заслужил этих благ? Разве его ум, познания, его нрав, кроткий и богобоязненный, не достойны награды? А ваша преданность науке, господин Андреас, ваши страдания во имя нее — разве они не должны быть оплачены?
— Только Богу известно о моих страданиях, — угрюмо заметил Андреас. — И лишь от Него я жду награды.
— Amen, — благочестиво протянул субдиакон. — В вас душа ревностного христианина, это превосходно. Господь видит все, и через меня он посылает вам знак. Верьте мне, господин философ.
Его дыхание отдавало сладковатой гнилью испорченных зубов. Андреас внутренне содрогнулся и, наконец, нашел в себе силы отвернуться.
— Кто этот человек, о котором вы говорите? — спросил он.
— Влиятельная и очень щедрая особа. Философия, алхимия — дело, которому он посвятил свою жизнь. Подобно вашему учителю, он собирает знания по крупице и бережно хранит в своем сердце и своей лаборатории. Я поведал ему о вас, и он хочет узнать, чем располагает мэтр Виллем.
— Что от нас потребуется? — повторил Андреас.
Якоб ван Ауденарде прерывисто задышал ему в ухо.
— О, ничего особенного… Слышали вы об «Oculus philosophum»?
— «Оке философа»? Учитель упоминал о нем.
— Значит, эта вещь знакома мэтру Виллему?
— Да, вполне.
— А вам?
— Отчасти.
— Но вы видели ее? — задыхаясь, прошептал субдиакон. — Держали в руках?.. Читали?
— Читал ли я «Oculus philosophum»? — переспросил Андреас удивленно. — Нет. Разве вы не знаете…
— Не объясняйте ничего! — прервал его Якоб. — Не сейчас. Есть вещи, о которых достаточно лишь подумать, и мысль тотчас же обретает форму. Но послушайте: мой покровитель в этом весьма заинтересован. «Oculus philosophum» — квинтэссенция философской мысли, и он жаждет ее заполучить. Если она в ваших руках или ваш учитель знает, кто владеет ею, — скажите, и вас обоих вознаградят сверх меры.
Шум со стороны Намсестрат отвлек его, и он замолчал, тревожно поглядев в ту сторону.
— Но ведь «Oculus philosophum» никому не принадлежит, — произнес Андреас, — и не может принадлежать…
Глухой рокот накатывающей на берег волны вдруг прорвался грозным ревом сотен луженых глоток, и темная людская масса, вынырнув из мутных потоков дождя, распалась на отдельные части, точно витраж от удара о землю. Осколки превратились в людей, вооруженных, чем попало: большинство держало в руках палки и обломки грифельных досок, острых, как ножи.