А Мехелен, издавна славный своей независимостью, без принуждения склонил голову перед Габсбургом, и, точно в награду, войны обходили его стороной — не считая, конечно, тихой войны с Антверпеном за внимание римского короля. Как пестрая шкатулка в золотистой патине солнечного света, город красовался над мутными водами реки Диль, и светло-серые стены окружали его, будто стальной обруч.
Прибыв туда, Ренье и Андреас оставили старика на постоялом дворе у заставы, а сами отправились в коллегию святого Румбольта, чтобы узнать, найдется ли в ней приют ученому. Ибо в карманах у них свистел ветер, и даже осел был куплен на деньги, занятые у добрейшей Kotmadam.
На улицах царила непривычная тишина, и было слышно, как во дворах и на крышах любовно воркуют толстозобые голуби. Свежие цветы лежали в нишах домов, гирляндами обвивали ставни и водостоки. Их аромат смешивался с благоухание цветущих гиацинтов в Hertogintuin[53] и отдавал во рту приторной сладостью. От нагретых солнцем мостовых струилось тепло.
После буйного дождливого Лёвена приятелям чудилось, будто их накрыло пуховой периной. Дышать было трудно, по лицам струился пот. Ренье откинул плащ на спину и распустил шнуровку колета, Андреас сдвинул капюшон на затылок и глядел вокруг с удивлением.
Навстречу им по улице Августинцев медленно плыла церковная процессия со статуей Богоматери в золоченых носилках. Благочестивые мехеленцы с непокрытыми головами следовали за ней в торжественном молчании — глаза у всех были полузакрыты, губы беззвучно шевелились. Даже голоса певчих звучали приглушенно и тягуче, временами затихая совсем. Горожане, наблюдавшие из окон, провожали процессию почтительными взглядами, но никто не проронил ни слова.
Нежнейший звон церковных колоколов поплыл над улицами, лаская утомленный слух.
Ренье сказал:
— Похоже, в здешних трактирах вместо вина подают сок маковых зерен. Все им упились, а теперь хотят проснуться, но сон не отпускает.
— Да, — прошептал Андреас, — и меня тоже.
Они вышли на площадь Скотного рынка, пустую и гулкую, как барабан. В самом конце слева виднелись три невысоких здания коллегии, украшенных башенками и ажурной резьбой; а прямо перед друзьями возвышался бывший епископский дворец, ныне резиденция бургундских герцогов, чей серый фасад напоминал крепостную стену, неприступную и суровую, несмотря на яркие драпировки, спускавшиеся из открытых окон. Над полукруглой аркой ворот возвышалась восьмигранная башня, украшенная гербами Карла Смелого и его супруги; стражники в туниках с красным австрийским львом, опершись о копья, дремали ее под благодатной сенью.