Один из судей сказал:
— Несчастья, претерпеваемые людьми и животными по велению злой воли, совершаются по соглашению, заключенному между колдуном или колдуньей и злым духом. Именно его видели над домом Зварта; а поскольку в Страстную неделю дьявол не может являться среди людей иначе, как по великой надобности, можно предположить, что между ним и покойным Хендриком Звартом действительно был заключен договор, срок которого истекал в ночь нынешнего четверга.
Священник, навещавший Звартов в тот день, указал на то, что в подобном случае дьявол навеки завладел бы душой нечестивца; между тем Хендрик Зварт прожил еще три дня — а этого не должно было случиться, если, как утверждает свидетельница, дьявол утащил его в ту ночь.
Однако судью трудно было переубедить.
— Известно, — произнес он, — что злодеяния maleficas включают как физический, так и духовный вред. Хотя нет оснований утверждать, что Хендрик Зварт с дьявольской помощью вызывал бурю, ветра и непогоду, отравлял воду и гноил посевы, насылал бешенство на коров и мор на домашнюю птицу, он мог причинять вред иными способами, как-то: внушением вожделения, внушением ненависти, вызыванием болезни и бесплодия, лишением жизни или рассудка. И он делал это. Доказательство тому — безумие его сестры, наступившее после прихода нечистого в их дом.
И он велел позвать лекаря и повитуху Статерс, которые подтвердили его слова.
Тогда священник сказал:
— Коли так, госпожа Мина невиновна.
Но судья возразил, что безумие женщины есть следствие сопряжения с дьяволом; неизвестно лишь, предалась ли она ему по собственной воле или по настоянию брата; но и в том, и в другом случае ее вина бесспорна. Некоторые судьи согласились с ним; другими же овладело сомнение.
Стали допрашивать госпожу Мину. Но о чем бы ее ни спрашивали, она только кивала и неразборчиво бормотала себе под нос.
Тогда перед судом поставили старую Грит.
Присутствующие смотрели на нее с неприязнью: в сырой тюрьме старуху скрючило еще больше, и она не могла стоять прямо. Седые волосы грязными лохмами падали ей на лицо. Когда она говорила, ее голос скрипел, как несмазанная ось.
— Добрые господа судьи, — сказала Грит, — я живу в доме Звартов много лет. Когда умер мой муж, служивший у покойного Питера Зварта, эшевен милостиво взял меня в служанки, а без этого пропадать бы мне с голоду. И я верой и правдой служила ему, а потом его детям: старшей дочери — давно умерла, бедняжка — и господину Хендрику, и госпоже Мине. Я знаю их, как никто. И пусть господь Бог сей же час лишит меня языка, если скажу неправду. Мои господа такие же колдуны, как и вы. Ох, не думала я, что когда-нибудь обрушиться на нас такое несчастье; теперь вот господин Хендрик помер дурной смертью, и тело его треплют собаки, а госпожа Мина от горя лишилась разума. Ах, милостивые судьи! — вздохнула старуха, и слезы покатились по ее морщинистым щекам. — Я ведь помню их еще детьми — уж такие были славные крохи, тихие и послушные. Кто бы сказал тогда, что настанет день и их обвинят в таком страшном преступлении!