— Beneficia non obtruduntur[37].
— Что это значит? — спросил антверпенец.
— Значит, что протягивать руку стоит не каждому, а кусок хлеба — тем более.
— Хлеб нынче дорог, — вздохнул Стеф, однако дал ему краюшку, которую Ренье проглотил, почти не разжевывая.
— Non facis aliquid per dimidium[38], — сказал он. — Голод не тщеславен, но пища, не орошенная вином — камень в желудке.
Питерсен бросил на него злобный взгляд.
— Запей из своей фляжки.
— Увы, у меня ее нет.
— Куда же она делась? — спросил толстяк.
— Прохудилась, пришлось выбросить.
Питерсен покачал головой.
— Зря ты это сделал. Не следует разбрасываться тем, что посылает Господь; можно было залепить дырку глиной, а фляжку сбыть старьевщику и выручить пару медяков. Ты же отказался от добра и призвал зло на свою голову. Жажда — вот твое зло, и ты наказан по справедливости. — И толстяк, чмокая, припал к бутылке.
— Скажи, мудрый брат, куда лить сподручней — в полную бочку или в пустую? — спросил Ренье.
— Какой дурак станет лить в полную бочку? Так ведь только расплещешь без толку, — удивился Питерсен.
— А как назвать того, кто опивается сверх меры, когда рядом человек умирает от жажды? — спросил Ренье. — Ты и есть дурак, почтенный брат; твое брюхо полно, а ты наливаешься вином, не видя, как оно выплескивается на землю.
Толстяк проглотил последний кусок и стал ковырять в зубах. Стеф протянул Ренье бутылку с остатками вина, и пикардиец вылил ее содержимое себе в рот. Вино оказалось кислым и немилосердно щипало небо.
Меж тем антверпенец придвинулся к Ренье и сказал:
— По всему видать, ты человек ученый.
— Для доброй души не требуется много науки, — ответил тот.
— А все же есть наука, которой никогда не бывает достаточно. Она делает человека богатым и счастливым.
— Artes serviunt vitae, non sapientia, fortuna regit[39].
— О чем ты говоришь? — спросил Питерсен.
— О том, что любое знание бессильно перед божьей волей. Господь не пожелает, и не видать тебе ни счастья, ни богатства.
— Есть люди, которые знают то, что хранится в тайне от других, — заметил Стеф. Глаза у него заблестели, а нос задергался, как у хорька, почуявшего кур. Придвинувшись еще ближе, он положил руку на плечо пикардийца и прошептал:
— Не встречался тебе человек в сером плаще, черной шляпе и красных сапогах, с белым шарфом на шее и желтым кушаком на поясе?
— Не припомню.
— Так знай, его имя — Ианитор Пансофус. Он великий ученый и маг, каких не рождалось на свет с древнейших времен. Но главный его секрет — тот, о котором я поклялся молчать, потому что одно единственное слово может навлечь на меня страшную беду.