Жека стояла в кресле, прижавшись спиной к стене, бледная, окаменевшая от страха. Вовец стоял перед ней, прикрывая собой, и прижимал к стене, словно она пыталась высовываться. Он тщательно осмотрел обрез, положил палец на спусковой крючок и прислушался. Топот тяжелых ботинок показался ему уже совсем рядом. Набрав в легкие побольше воздуха, он выскочил из-за шкафа с криком:
- Стоять!
Слух его подвел, так же как и нервы. До врагов оставалось ещё метров десять. Шли они нестройно. Впереди мужик с молотком. В трех шагах за ним ещё один. У него между распахнутыми бортами куртки рисовалась грязная тельняшка. В десятке шагов за ним неторопливо топал рослый малый. Руки он держал в карманах спецовки. Замыкал шествие Шеломов. Его красный сарафан мельтешил уж совсем далеко.
Митрофаза выронил от неожиданности молоток и заметался, как заяц, от стены к стене. Моряк присел, закрыв голову руками, и зажмурился, ожидая выстрел. А вот гунявый Бугор не растерялся, в отличие от своих соратников. Правда, опять же в отличие от них, он был вооружен. Мгновенно вытащил из кармана руку с пистолетом, вскинул его и трижды нажал спуск.
Вовец уловил движение Бугра, вскинутый пистолет, и резко присел. Он даже забыл о своем оружии. Первая пуля ушла по прямой и врезалась в бетонный блок выхода. Следующая, пущенная в уже присевшего Вовца, ударила в пол и срикошетила в потолок. Слишком резко Бугор опустил руку, пронес мушку ниже цели и поторопился спустить курок. А третьим выстрелом просто промазал. Стрелять надо спокойно, давить спуск плавно, а руку держать твердо. Не хватило Бугру тренировки, задергался, занервничал...
Вовец, наконец, тоже сообразил выстрелить. А, может, машинально пальцем дернул. Грохочущее эхо наполнило коридор, кисло запахло сгоревшим порохом. Взвыл Моряк. Он сидел на корточках, держась за голову, и заряд дроби хлестнул его по рукам. Несколько дробин скользом вошли под ладони, содрав пласт кожи с макушки вместе с волосами. Он опрокинулся на спину, засучил ногами, потом перекатился на бок и затих, скорчившись. Бугру достался рикошет от потолка. Его словно горохом осыпало. Больно посекло лицо, но, как ни странно, даже кровь не выступила. Левой рукой он схватился за глаза, но они оказались целы, просто мелкая цементная крошка попала. Взревев, как бык, он в ярости, по бычьи же наклонив голову, пошел вперед. Глаза слезились, их резало, движение век вызывало боль, и он никак не мог поймать на мушку врага. Мимо, вдоль стены, хрипло дыша, пронесся Митрофаза. Его дробь и вовсе не коснулась. Что касается Шеломова, тот уже нырнул в боковой коридор и летел, оскальзываясь на песцовом помете, куда глаза летят.