Он говорил обо мне и Максе, тем самым переключив свою проблему на мою. И было бы нечестно отмалчиваться:
— Я тоже не знаю, что делать… Ты прав. Но если бы ты сразу знал, что так обернется, ты бы смог держаться от Миры подальше?
Он меня удивил абсолютно серьезным:
— Смог бы. Если бы знал. Другом я бы их стал в любом случае, потому что они отличные. Но с ней бы… так… не стал.
Не знаю, он на самом деле настолько сильный человек или просто обманывал себя. Мы посидели в тишине, потому что основное было сказано, а дальше — просто должно отболеть. Но Белов вдруг положил мне голову на плечо и прикрыл глаза; я не отстранилась, понимая, что ему нужна хоть такая поддержка.
— А давай, Николаева, встречаться, — вдруг тихо заговорил он. И предупреждая мой смешок, пояснил: — Это же лучший для нас с тобой вариант, сама подумай. И от Танаевых оторвемся. Я буду о тебе заботиться, ты уж точно не начнешь шляться по всем мужикам города… Родители будут довольны, хату нам купят, где захотим. Прямо идиллия.
— Ты говоришь это только потому, что тебе больно, — резонно заметила я.
— Это да, — согласился он покорно. — Но и смысл в этом есть. Заметила, как нашу легенду легко восприняли? Все! Мы даже не делали ничего особенного, а нас так просто стали воспринимать как пару. И мои, и твои, и даже в гимназии… будто так и должно было быть.
Я вынуждена была кивнуть. Так и было. Наверное, мы внешне хорошо друг с другом смотримся, или даже не знаю еще, по каким критериям, но это действительно было так. Словно все ждали и — вуаля — случилось. Но какая разница? Ведь мы-то знаем, что это была неправда. Я все же погладила его по волосам, выражая сочувствие, но не желая развивать эту мысль.
— Знаешь, Николаева, — он продолжал так же едва слышно. — Ты, когда пришла к нам, мне даже понравилась. Не то, чтобы прямо любовь с первого взгляда, но себе я честно признался, что «мордаха милая». А потом все так закрутилось…
— Ты закрутил, — не смогла я не вставить свое веское слово.
— С твоей подачи, — парировал он. — Но да, я закрутил. И я мог остановить. И был полным придурком… Хочешь, извинюсь?
— Не надо, Белов, — у меня разрывалось сердце от того, насколько внутренняя тяжесть делает его искренним. Или ему, как и любому живому существу, просто необходимо почувствовать чужое тепло. Как Максу, только не в таком запущенном виде. Белов сейчас уязвим, и сам это осознает, вот и тянется к тому, кто хоть чем-то может ему помочь.
— Ну, не надо, так не надо, — смирился он. А потом неожиданно поднял голову, будто оживившись. — Слушай, Николаева, а почему нет-то? Я имею в виду, почему бы нам с тобой не замутить? Я понимаю, что идея так себе, но ты подумай сама.