Теперь стало ясно, что за причины были у лорда Эльенна, чтобы меня спасать.
А за первым ступором таки настал шок. Ведь это означало, что Эрика — моя сестра. А я спала с ней… И уже успела влюбиться.
Но неужели Эрика ни разу не видела у отца этой фотографии? Неужели в детстве не совала никогда нос в папин стол, как делают любопытные шустрые дочки? Хотя на этом снимке меня было трудно узнать: я весьма сильно изменилась с тех пор. Косы крендельками по бокам, густая чёлка до бровей, нелепое, не по годам «взрослое» платье, перешитое из маминого, наведённый рукой ретушёра румянец и кукольные губы бантиком, подкрашенные только ближе к середине — по тогдашней моде. Нет, я бы сама себя здесь не узнала. Да и подписано «от Гречанки». Ни имени, ни адреса.
«Моя прекрасная Гречанка» — так, наверно, он называл маму. Казанова хренов.
Эрика, милая моя Эрика… Как же в моём сердце уживутся две любви к ней — как к сестре и как к женщине? Вся беда была в том, что родственные узы налагали для меня моральный запрет на интимные отношения. Ты скажешь: можно подумать, будто моя любовь к девушкам — верх моральности и правильности. Но вот такой у меня бзик: то, что я люблю делать с девушками в постели, с родной сестрой, пусть и только по отцу, я делать не могу.
Со всей этой вознёй вокруг меня Эрика не спала несколько суток, и только теперь, когда я окончательно пошла на поправку, она позволила себе прилечь и уснула так сладко и крепко, что у меня не хватало духу её разбудить. Мне понятна твоя ревность, Алёнка, ты тогда всё правильно почувствовала своим ясновидящим сердечком. Мои чувства к Эрике были очень глубоки, и я, наверно, до сих пор её люблю. Как сестру, конечно: после того как я узнала о нашем кровном родстве, прикоснуться к ней как к любовнице я больше не смогла. При всей свободе моих нравов и нестандартности морали, есть во мне какие-то внутренние рамки, за которые я переступить не могу. Моя мать была красивой женщиной — вполне в моём вкусе, но я не могла бы и помыслить о том, чтобы переспать с ней, потому что она — моя мать. Так и с Эрикой. Видимо, отчасти зов родной крови сыграл со мной злую шутку: почувствовав душевную близость, незримое внутреннее сродство и непонятно откуда взявшуюся приязнь, я решила — вот она, девушка моей мечты, моя половинка. Да ещё и это знакомое тебе чувство дежавю: тогда я ещё не знала, что Эрика — реинкарнация Луизы-Эмилии, но смутное ощущение, будто я её знаю, тоже сыграло свою роль. Она казалась мне до странности родной и близкой, и вот, выяснилось, что в этой жизни она мне действительно родная. В самом прямом смысле — по крови.