На стеклянном столике стоял букет полевых цветов, бутылка минералки и стакан. Весьма кстати! Пить хотелось просто жутко. Наполняя стакан, я заметила ещё кое-что — большой белый конверт.
Внутри оказалась приличная пачка денег и записка.
«Тебя зовут Алёна Лямина, у тебя потеря памяти. Ни о чём не беспокойся — просто живи, пока не вспомнишь что-нибудь. Ни в чём себе не отказывай, денег достаточно. Когда кончатся — будет ещё. Коммунальные услуги и телефон оплачены на три месяца вперёд. Аптека и супермаркет недалеко — в пяти минутах ходьбы. План см. на обороте листа».
Алёна… Алёна Лямина. Странно, у меня совсем не было внутренней идентификации с этим именем. Потеря памяти…
Да, моя память представляла собой огромный пустырь, на котором гулял ветер. Ни одного знакомого кустика или кочки. Совершенно чужое место. Вдохнув тёплый, пряный, солнечный запах полевого букета, я выпила воду. Пузырьки газа приятно защекотали горло. Какой сегодня день? Цветы… Значит, лето. Но месяц и число? А год?
Пустота.
Я осмотрелась. Как я сюда попала, было для меня тайной за семью печатями, но квартира меня приятно поразила. Она была двухэтажной, на каждом уровне — по три комнаты. Если это моя квартира, то я, оказывается, совсем не бедная. И мебель, и бытовая техника — всё по высшему классу. Простота, качество и дороговизна. Судя по виду из окна — этаж третий-четвёртый, дворик очень уютный, чистенький: сочный пушистый газон, ёлочки, клумбы, скамеечки, высокий забор… Какой-то дяденька, лет этак за пятьдесят, в белой кепочке и джинсах, поливал из шланга цветы. Похоже на элитный дом. Явно не хрущёвка. Кухня — готовь в своё удовольствие и без проблем, холодильник набит до отказа кучей вкуснятины — хоть кулинарное шоу снимай.
Ну что ж, я оказалась вполне обеспеченной девушкой. Стоп, а девушкой ли?.. Я понятия не имела, сколько мне лет. Так, надо бы познакомиться с собой…
Из огромного зеркала в прихожей на меня смотрела особа на вид лет двадцати пяти, приятной внешности, с длинными русыми волосами, стройная, в светло-голубых джинсах с эффектом потёртости и белом топике. Вещи сидели на мне хорошо, хотя я совершенно не помнила этой одежды. Я повертелась, изучая изгибы своего тела. Ничего себе так фигура, есть на что посмотреть. Размер одежды на глазок сорок два — сорок четыре, грудь — тройка. Глаза какие-то тревожно-испуганные. Не иначе, перед потерей памяти со мной произошло что-то скверное…
Однако часы показывали два, и в моём желудке уже шевелился голодный червячок.
Из радиоприёмника звучало: «Этот город — самый лучший город на земле… Он как будто нарисован мелом на стене». А я как будто умела и любила готовить. Странно: если о своей личности я не помнила совсем ничего, то кулинарные навыки остались в полной сохранности. В ритме кантри и рок-н-ролла в моих руках все кипело и спорилось: вода журчала, нож стучал, фрукты чистились и аккуратно, быстро и красиво крошились, рыбное филе нежно обмирало и трепетало. «Я не знаю, где ещё на этом свете есть такая же весна! Я, пожалуй, отпущу попутный ветер и — останусь навсегда…» Тесто шипело на сковородке, сыр сыпался с тёрки сливочно-жёлтой соломкой, птицы взрывали крыльями восход, а белый пароход уплывал…