Я поставила мясо в маринаде в холодильник на четыре часа, ополоснула руки и заварила чай с сушёной смородиной и мелиссой, которые обнаружилась в шкафчике в матерчатых мешочках. Спустившись с подоконника и прислонив гитару к стене, ты подошла ко мне почти вплотную. Твоя рука поднялась к очкам и сняла их… И я увидела твои глаза.
Большие, серо-голубые, опушённые тёмными ресницами, они глубоко сидели в глазницах и чуть косили вверх и влево. Жутковатый, нездешний взгляд, направленный будто не во внешний мир, а вовнутрь. Твоё лицо приблизилось, а мои руки в твоих ладонях похолодели. Зачем ты сняла очки? Наверно, собиралась меня поцеловать, но я невольно отпрянула от твоих глаз, производивших тяжёлое и вместе с тем завораживающее впечатление.
– Извини, – обескураженно проронила ты.
Пожатие ослабело, и мои руки выскользнули из твоих. Решив, что твои глаза напугали меня, ты их закрыла. Сердце кольнула острая боль раскаяния, и я, осознав ошибку, тут же порывисто и быстро обняла тебя, прильнув своей щекой к твоей.
– Это ты меня извини.
Прошло несколько томительных, ужасных секунд, прежде чем твои повисшие вдоль тела руки снова ожили. Поднявшись, они обняли меня и крепко сжали.
Сентябрьское солнце бархатно гладило мои щёки. Нюхая душистые антоновские яблоки на низко склонённых ветках, я снова слушала твой родной голос: ты рассказывала о своей семье. Твой отец занимал высокую должность в налоговой инспекции, год назад умер от рака, и теперь ты жила с мамой – университетским преподавателем. Твоя старшая сестра Александра уже была довольно успешной бизнес-леди, владелицей сети магазинов цветов и подарков… И заядлой холостячкой. Мужчины её просто боялись – из-за совершенно не женского, властного и сильного характера. Но если сильному полу с ней не повезло, то тебе – очень даже наоборот. Более заботливой сестры, чем она, нельзя было и вообразить. Жила она отдельно, в своей собственной квартире, но тебе с матерью не забывала помогать: например, почти вся твоя музыкальная аппаратура и лицензионное программное обеспечение были куплены Александрой. Будучи намного старше тебя, она опекала тебя с самого детства. Она была в курсе твоей ориентации, а мать – нет.
– Даже не знаю, как мама это воспримет, – вздохнула ты. – У неё уже был один инфаркт. Боюсь, если она узнает, у неё случится второй.
Я понимала тебя, как никто другой.
– У меня та же история… Папа не поймёт, я его знаю. Он очень упрямый и тяжёлый человек. Знаешь, что он однажды сказал? Что всех «извращенцев» надо сажать либо в тюрьму, либо в психушку. Там им самое место – так он считает.