Ты рассмеялась, сразу став раз в десяток очаровательнее: тебе очень шла улыбка. Как светлый лучик солнца.
– Не знаю… Ты, наверно?
– Не наверно, а точно, – заверила я. – Я и шпажки деревянные захватила – как чувствовала, что на открытом воздухе у нас будет облом.
– Ну, тогда давай, орудуй, – усмехнулась ты. – Доверяю тебе, как лучшему в мире специалисту.
Шашлыки получились на славу. Красное вино вскружило нам головы и согрело, и наши губы сами потянулись друг к другу. Крепкие хмельные поцелуи нанизывались на стержень острого и горячего напряжения, приправленные перчинкой запретности и пропитанные сладкой нежностью. И пусть ветер швырял в окно плети холодного дождя – нам было тепло и уютно вместе под одеялом. Можно было вскрикивать от пронзительного наслаждения, не опасаясь, что услышат соседи за стенкой, и не беспокоясь, что кровать слишком громко скрипит – не услышали бы соседи снизу. Здесь можно было упиваться друг другом и соединяться снова и снова с силой и страстью двух изголодавшихся друг по другу половинок. Глаза были не нужны, и я закрыла их, чтобы чувствовать всё так, как чувствовала ты – пальцами, ладонями, ртом, кожей, обонянием и слухом.
Мой заключительный вскрик прозвучал одновременно с хлопаньем дверцы машины снаружи… Этот звук обрушился на меня, как снежная лавина. Из состояния паралича меня вывели твои тёплые губы:
– Спокойно. Быстро одеваемся и убираем постель.
– К-кто там? – пролепетала я.
– Не пугайся. Это или мама, или Саша, – сказала ты. – Если Саша, то всё в порядке.
У нас было около минуты, чтобы прикинуться невинными овечками. У меня так сильно колотилось сердце, что казалось, его можно было услышать с первого этажа, а одежда валилась из рук. Быстро и коротко вжикнула молния: не успела я моргнуть, как ты была уже в джинсах. Подавая мне пример самообладания, ты натянула свитер и сказала:
– Приведи комнату в порядок, я пока задержу их. Ничего.
– Ага, один за всех и все за одного, – пробормотала я: у меня тряслись пальцы, но при этом доставало духу шутить. Впрочем, это был юмор висельника.
Постель представляла собой поле битвы, изрытое – нет, не воронками от снарядов и гусеницами танков, а следами нежной и страстной борьбы двух тел. Полуодетая, я трясущимися руками расправила простыню, ровно расстелила одеяло и накрыла кровать пледом. Взбив подушки, я принялась торопливо натягивать на себя одежду. Дверь приоткрылась, заставив меня тихо ахнуть.
– Не бойся, это всего лишь я. – Подойдя ко мне, ты успокоительно сжала мои вмиг похолодевшие руки. – Там мама и Саша. Приехали за вареньем.