— Удачки, Саня, — сказал Мотилину кто-то из уходящих. — Держись тут!
Они не вернулись.
Мы с ефрейтором слышали стрельбу ближе к рассвету. Пару раз даже что-то ухнуло, наверное, гранаты. Но ни Бурзуг, ни Андреев, ни даже ушедший на реку Петров до конца дня так и не проявились.
Мне было очень горько на душе. Я понимал, какая судьба настигла моих товарищей и, отчасти, им завидовал. Их наверное уже не колыхали никакие смятения и тревоги. Они шли теперь в одной колонные, ведомые погонщикам к светлой инопланетной цели.
А мы остались…
Так я оказался командиром и, прождав для приличия еще сутки, отдал "приказ" пробираться на восток. Благо по ночам всё ещё гремела канонада, и, как мне показалось, она даже приблизилась. Но не было во мне той жесткости, той силы, что была у сержанта. И поэтому на вторую ночевку нас, сонных, избили гражданские, и, отобрав оружие, исчезли в лесу. Один из них всё повторял про надежную делянку на болотах, где можно отсидеться, пока России не помогут америкосы или ещё кто-нибудь. Лезть к черту на рога, под огонь, никто не хотел. Воевать уж тем более.
С нами остались только оба доктора, смиренно переждавших наши побои в сторонке, и паренек лет шестнадцати, сунувшийся было на нашу защиту, но схлопотавший до кучи.
После этого случая я очень хотел отмыться. Содрать с себя одежду и вместе с кожей, с мясом смыть с себя омерзение и разочарование в людях. Великая нация. Великий народ. "И как один умрем". Бред. Полный бред. Человек человеку волк, а русскому еще и враг, получается. Все эти бегства, это избиение и грабеж, все это о чем-то да говорит.
Я поймал себя на нехорошей мысли, что инопланетяне с их пожиранием не так уж и плохи. Гораздо хуже то, что делали люди. Мои сородичи, мои земляки. Такие как Борзов, такие как тот беглец у дома, как сбежавшие в первый день соратники.
Но, самому себе возражал я, есть же такие как волевой Бурзуг, как смелый Ганеев. Как капитан Варежкин, хотя бы. Есть ведь много хороших людей. И Мотилин не сволочь, и доктора эти чертовы. Однако на балу правят не они.
Мои родители были из интеллигентов. Мама учительница, папа скульптор. Они наверняка уже либо мертвы, либо находятся под властью шаров. Я знал, что у них нет ни единого шанса уцелеть в мире Борзовых.
Что же мы за люди-то такие?
Психиатры всю дорогу спорили о возникновении пирамид, о том, как просто разрешается древняя загадка Египта. Об огромных мускулистых великанах, с собачьими головами, таскающих на себе многотонные плиты.
Я и Мотилин почти не разговаривали.
С каждой ночью звуки канонады были все ближе, и это придавало нам сил. Держатся наши части. Держатся! Может быть, Петрозаводск ещё стоит. Может быть, в кольце он, но пушки-то его работают!