Пересолин беспомощно оглянулся. Где-то за спинами возбужденных кривочцев мелькнула, блеснув очками, крысиная мордочка бывшего жэкэхашного начальника.
– И откуда они все так быстро разузнали? – обернулся он к Усачеву.
– Да мы из произошедшего никакого секрета не делали, – пожал тот плечами. – Ну, случилось и случилось. Поправим – и будет снова все хорошо.
– Отдайте нам наши деньги! – полетели крики из толпы.
– Эх, что сейчас будет! – громогласно бухнул кто-то. – Сейчас такое начнется!
– Компенсацию!..
– Поучить надо эту власть! А то больно расслабилась!
– Бей его, ребята!
– Компенсацию!
– Не дадим Тимохин пруд осушать!.. Деды наши трудились!..
– Не дадим осушать!..
– Ко-ко-ком-пен-са-ци-ю!..
– Бей мэра, братцы!
Но переходить от слов к делу собравшиеся не спешили. Очевидно, ввиду наличия рядом с мэром Пересолиным команды витязей.
Борян Усачев запустил руку в салон машины, нажал на клаксон и не отпускал его до тех пор, пока крики не утихли до приемлемого предела.
– Давайте, Евгений Петрович, – кивнул Борян, выпрямляясь.
– Послушайте меня, народ! – завел снова Пересолин. – Решение принято! Пруд будет осушен! На его месте разобъем парк! Ваши требования по поводу какой-то там компенсации совершенно незаконны и… смехотворны!
– Смехотворны! – взвизгнул дед Лучок.
– Смехотворны! – трагически пробасил Гаврила Носов.
– Значит, он смеется над нами, так получается? – предположил кто-то. – Мужики, бабы, власть нас на смех подымает!
– А мы ее – на вилы! – взмахнул рукой Гаврила и все-таки упал с мотоциклетной коляски, растеряв сосисочные ленты.
Кривочская молодежь, радуясь случаю побезобразничать, завопила и засвистела громче прежнего. Многие, снимая происходящее на телефоны, пробивались поближе к эпицентру. Их не очень-то и пропускали – и толпу заколыхали сразу несколько потасовок, оказавшихся, впрочем, скоротечными, так как витязи поспешили растащить дерущихся.
– Что деется, что деется! – горько завздыхала, крестясь, какая-то старушка, затесавшаяся в самую гущу, нещадно толкаемая, но удобного зрительского места покидать не собирающаяся. – При Налимове-батюшке такого бардака не было!..
– Да поймите вы наконец! – надрывался Пересолин. – Пруд будет осушен, кричите вы или не кричите! Хоть закричитесь совсем! А парк устроим для всех! Общественный! Место культурного отдыха! Слышите – культурного! Неужели для вас какие-то жалкие тысячи дороже общественного городского парка?
– Понятно, что дороже! – ответили ему из толпы. – Будь он хоть из хрусталя и золота, этот парк, так все равно он – общий. А тыщи, пусть и небольшие, но свои собственные, кровные, личные!