Толкаясь в базарной толпе, Дарёна увлеклась до головокружения и — увы — зазевалась. Соблазнившись румяными маковыми крендельками на меду, она попросила отпустить ей одну связочку, хвать — а кошелёк срезали. Она даже не почувствовала и не заметила… На поясе болтался только обрезок шнурка, на котором висели её деньги. У Дарёны вырвалось ругательство, не очень-то приличествовавшее девушке, но о пристойности ей сейчас хотелось думать меньше всего. Хорошо, хоть домру успела купить… Похоже, применять покупку для заработка ей придётся раньше, чем она рассчитывала.
Но всё оказалось не так-то просто. Облюбовав бойкое местечко на базарной площади, Дарёна принялась играть, однако продолжалось её выступление не слишком долго. К ней подошли какие-то молодцеватые ребята в ярких рубашках, щегольских сапогах и с кучерявыми чубами.
«Эй, босота балалаешная! — обратился к ней, небрежно пожёвывая соломинку, самый высокий и румяный парень с конопатыми щеками и лихо заломленной набекрень шапкой на льняных кудрях. — Ты пошто без спросу на нашем месте бренчишь?»
«Так откуда ж мне знать, что оно ваше? — смело отвечала Дарёна. — На нём написано, что ль?»
Краснощёкий усмехнулся, переглянулся со своими товарищами.
«Ишь, какая сорочистая на язык, да только ума маловато. Ты, расщеколда, раз наше место заняла, то так и быть — играй, а половину заработка гони нам».
Неприятная струнка тревоги натянулась и зазвенела внутри, но Дарёна сдаваться не собиралась.
«С какой это радости я половину своих кровных вам отдавать буду? — храбрилась она, внутренне дрожа. — Я даже знать вас не знаю, ребятушки. Чем докажете, что это место — ваше?»
Светло-серые глаза щеголеватого молодца угрожающе округлились, пухлогубый жующий рот выплюнул соломинку и скривился в не предвещающем ничего хорошего выражении.
«Ты, хабалка, что — не чуешь, когда с тобой добром гутарят? — надвинулся парень на девушку, сдвигая шапку назад и повышая голос. — Гони деньги, или твою бренчалку оземь расколочу!»
Отступив на шаг, Дарёна еле сдерживалась, чтобы не закричать на всю площадь «помогите!» Её тело будто сковал панцирь напряжения, руки похолодели, но она стискивала зубы, не собираясь без боя отдавать своё добро. Неизвестно, чем бы кончилась эта перепалка, если бы не раздался голос — не то высокий мальчишечий, не то хрипловатый и ломкий девичий:
«Тю, Ярилко! Не щипли чужую курочку. Она подо мной ходит, сегодня первый день. Оставь её в покое».
К ним подошёл щупленький паренёк в чунях на босу ногу, грязных и продранных на коленках штанах, зато в новенькой синей рубахе, разительно отличавшейся от нищенской нижней части облачения. Великоватая шапка с зелёным верхом и тёмно-бурым двузубым околышем то и дело съезжала на самые глаза, отчего пареньку всё время приходилось сдвигать её назад. Ярко-васильковые большие глаза смотрели нахально, бесстрашно и насмешливо, на щеках и носу красовались чёрные полоски сажи, но никакая чумазость не могла укрыть нежной, какой-то девичьей красоты его тонкого лица. Паренёк был даже чуть ниже Дарёны, а краснощёкому не доставал и до подмышки, однако задора и смелости в нём сидело не по росту много.