Значительно позже я услышал и прочитал о том, что Слокам и некоторые другие пересекали моря в одиночку и, естественно, должны были по этой причине на многие часы предоставлять своим суденышкам полную самостоятельность. Да и сам я впоследствии попадал в такие ситуации. Но вот сказать, чтобы при этом мне было очень уютно, я не могу. Знаю, что океан пуст, что кругом ни души, и все же могу спокойно спать, только если уверен, что наверху кто-то неукоснительно следит, чтобы все было в порядке.
Если с вахтами и прочим моряцким обиходом мы уладили все без проволочки, то по части харча поначалу возникли некоторые затруднения. Мы условились, что еду готовит всегда тот, кому заступать на очередную вахту. В первый день Мак угостил нас с Джеком лабскаусом[44].
— Не знаю, Мак, — сказал я, — чем кормились твои шотландские предки, только жизнь у вас определенно была не из легких.
— Ну уж на недостаток-то соли у вас в Шотландии, видно, все же никогда не жаловались? — вставил свое словечко и Джек.
Мак разразился длинной тирадой по поводу наших предков вообще и выходцев из Германии в особенности и вытряхнул в заключение содержимое кастрюли за борт. К счастью, у нас оставался еще свежий хлеб, и помереть с голоду мы пока не опасались.
В дальнейшем попритерлось все и с камбузными вахтами. Выяснилось, что каждый из нас может довольно сносно готовить три-четыре блюда, вот мы и чередовали их по мере возможностей. Таким образом, проблемы еды были утрясены, и мы могли со спокойной совестью наслаждаться путешествием. «Ксора» ходко шла на бакштаг[45]. Нок ее бушприта в строгом ритме то упирался в небо, то совершал некую петлю наподобие кончика штопора, то нырял вниз.
При смене вахт, через каждые четыре часа мы бросали лаг. Каждый раз результат был порядка пяти узлов. Спустя несколько дней мы уже настолько точно научились оценивать скорость на глаз, что столь частые операции с лагом стали излишними. В полдень Мак или я определяли широту. И каждый раз пройденное расстояние оказывалось несколько больше, чем ожидаемое с учетом показаний лага. Объяснялось это Калифорнийским течением, которое гнало нас с севера на юг со скоростью двух миль в час.
С каждым днем солнце припекало сильнее. Предмет за предметом наша одежда перекочевывала постепенно в носовой рундук. В конце концов от форменной одежды вахтенного офицера осталась одна старая соломенная шляпа.
Мак лихо надвинул ее на лоб, оглядел горизонт и сказал озабоченно:
— Джон, идет ветер.
Я как раз только что вылез из каюты на палубу. Небо опрокинулось над нами гигантским синим колпаком для сыра, на котором повисло раскаленное добела солнце. По левому борту с кормы нескончаемой чередой набегали бесконечные волны океана. Их белые гребни ярко сверкали на фоне синей воды. Все было точно таким же, как и в прошедшие две недели. Разве что горизонт, казалось, отодвинулся чуть подальше да солнце приобрело едва уловимый чуть желтоватый оттенок. Чтобы уловить эту разницу и заключить из этого, что «идет ветер», нужен был двадцатилетний моряцкий опыт Мака.