У меня камень упал с сердца. Австралийцы — очень широкие натуры в деловых отношениях, правда лишь в тех случаях, когда это им на пользу.
Мы погрузили останки «Тиликума» на повозку и повезли их к дому мистера Свенсона.
Пока все хлопотали с погрузкой, я хорошенько рассмотрел сломавшийся крюк. Он, собственно, был цел. Отлетел обушок. Я совершенно машинально освободил обушок от стропа и, сунув его в карман, направился во двор мистера Свенсона.
Он стоял там рядом с какой-то расхристанной личностью, которую и представил мне как корабельного плотника.
— Ничего страшного: парочку-троечку гвоздиков да шурупчиков, и все будет о'кэй, — сказал тот, обдав нас сивушным перегаром. — Все это удовольствие будет стоит 22 фунта и бутылку виски.
— Идет, — сказал мистер Свенсон, — я согласен.
— Стоп, — вмешался я, — этому кораблику предстоит плыть вокруг света, а не служить рыбачьим челном в Мельбурнской бухте. За 22 фунта стерлингов его не починить ни одному человеку, и тем более с помощью пары гвоздей и шурупов.
— Моя фирма готова возместить убытки на только что изложенных условиях, — ледяным тоном изрек мистер Свенсон. — Если вас это не устраивает — извините!
Он едва притронулся пальцем к ранту своей соломенной шляпы, повернулся и был таков. Хмельной «судостроитель» икнул и залег в тень соснуть. А я, потеряв дар речи, стоял перед кучей дров, которая всего какой-то час назад была моим гордым «Тиликумом».
Однако стоять столбом посреди двора до самой ночи не имело никакого смысла. Я отправился в маленький отель, что оказался по соседству, и снял там комнату. «Ханнес, — сказал я себе, — вот теперь-то ты уж действительно дошел до ручки. Проклятая гадалка все же оказалась права!»
Идти мне было некуда. Я сидел в номере и клял свою горькую судьбину. Вдруг в дверь постучали:
— Мистер Восс, тут в холле несколько джентльменов. Они хотели бы поговорить с вами.
Я поплелся в холл. Там стояло трое мужчин. Едва я успел спуститься на нижнюю ступеньку лестницы, как один из них вышел вперед, достал из нагрудного кармашка записку и, заглядывая в нее, произнес небольшую речь.
Сначала я не очень-то отчетливо понимал, о чем, собственно, идет речь, а когда наконец понял, то едва не икнул. Мельбурнский яхт-клуб избрал меня своим почетным членом с правом ходить по всему свету под его вымпелом. Вообще-то я и прежде был уже членом доброго десятка разных клубов. Но этот клуб первым присудил мне почетный диплом и вымпел, да еще как раз в тот самый момент, когда я лишился своего отважного кораблика.
Оратор кончил речь и протянул мне большой бумажный лист — диплом и шелковый вымпел. У меня комок стоял в горле, я чувствовал, что обязан что-то сказать в ответ. Я пролепетал какие-то общепринятые слова благодарности, сказал, что все это для меня большая неожиданность и великая честь, и так как дальше мне говорить было, собственно, нечего, то я пригласил всех выпить по этому поводу.