— Хотел, сынок, хотел, — рассмеялся отец, — да уж больно дорого это нынче стоит.
В воскресенье я поехал в Гамбург. Денег хватило только на билет. Спасибо, мать харчей в дорогу припасла.
В порту я обошел все корабли.
— Не найдется ли местечка для опытного моряка?
Я был согласен на любую должность. К вербовщикам обращаться не имело смысла — они посредничали только своим должникам.
— Ханнес, старина, ты ли это?
— Дружище Фьете, откуда? Надо же, какая встреча!
— Мир тесен, братец, и старые друзья обязательно встретятся, надо только терпеливо ждать.
В ближайшем кабачке мы поведали друг Другу о своих приключениях. Оказалось, Фьете заделался старшиной грузчиков в нашей старой компании.
— Может, смогу тебе чем помочь.
Фьете направился к стойке и потолковал о чем-то с хозяином.
— Моя артель здесь частенько харчится, так что, считай, хозяин мне кое-чем обязан.
Толстый хозяин подошел к нашему столу с клеенчатой тетрадью.
— Ну вот, здесь у меня… — ногтем большого пальца толстяк постучал по густо исписанной странице, — здесь у меня, кажется, кое-что есть. Вот, пожалуйста, «Дж.У.Паркер», корабль с полным парусным вооружением, капитан Педерсен, рейс в Сан-Франциско. Требуется матрос. За посредничество с вас пять талеров.
— Два, — укоризненно сказал Фьете.
— Ладно, пусть будет три, — нехотя процедил хозяин.
Вот так я и попал на «Дж.У.Паркер», капитан Педерсен, флаг шведский, компания канадская.
Прежде чем явиться с сундучком на борт, я хорошенько рассмотрел свой новый корабль с берега. Да, это вам не добрая старушка «Дора». Совсем иной коленкор. «Дж.У.Паркер» сошел со стапеля в Бостоне всего два-три года назад. Какие острые обводы, наверняка хороший ходок. Четыре высоченные мачты. А парусов-то, парусов: несколько тысяч квадратных метров, никак не меньше.
Я поднялся на палубу. Все разумно, все основательно. Брасы, с которыми мы на «Доре» корячились до полусмерти, на «Паркере» выбирали лебедками. «Надо же, матросские кости берегут», — умилился я. Однако стоило спуститься в кубрик, как пыл мой сразу охладел. Ржавая керосиновая коптилка еле светила, зато дьявольски воняла. Сквозь открытый входной люк в помещение узкой полосой врывался яркий дневной свет. Остальной же кубрик от этого казался еще темнее. Я невольно остановился, вцепившись в поручень трапа.
Постепенно глаза привыкли, и кубрик стал прорисовываться четче. Весь он плотно, одна к одной, был заставлен двухъярусными койками, на которых сидели и лежали жующие, курящие и спящие люди. Те, что ели и курили, молча оглядывали меня. Я пробормотал слова приветствия и представился: