Девочку зачислили в пансионат под именем Сюзанна Альбер - чтобы скрыть ее происхождение. Вскоре она заболела. Ее положили в лазарет. Там и врач был. Через некоторое время ее попросили забрать, потому что она отказывалась есть.
Ей запомнилось, что все в этом пансионе было черным: стены, классы, лазарет - только чепцы у монахинь белые. Похоже было скорее на сиротский приют. Дисциплина железная. Отопления никакого. Кормили одной брюквой. Ученицам полагалось молиться "в шесть часов" - я только забыл спросить у нее, в шесть утра или в шесть вечера.
Лето 1940 года для Доры прошло в пансионе на улице Пикпюс. По воскресеньям она конечно же навещала родителей, которые тогда еще жили в гостинице на бульваре Орнано, 41. Я смотрю на схему метро и пытаюсь представить, как она ехала. Чтобы не делатъ слишком много пересадок, проще него было сесть на станции "Насьон", это довольно близко от пансиона. Направление "Пон-де-Севр". Пересадка на "Страсбур-Сен-Дени". Направление "Порт-де-Клиньянкур". Она выходила на станции "Симплон", как раз напротив кинотеатра и гостиницы.
Двадцатью годами позже я часто садился в метро на "Симплон". Обычно около десяти вечера. В этот час на станции почти никого не было, и поезда ходили с большими перерывами.
Наверно, тем же путем она возвращалась обратно в воскресенье вечером. Провожали ли ее родители? От "Насьон" надо было еще пройти пешком; скорее всего, она выходила на улицу Пикпюс самым коротким путем, по улице Фабр-д'Эглантин.
Это было все равно что возвращаться в тюрьму. Дни становились все короче. Уже темнело, когда она шла через двор мимо искусственного грота и надгробного памятника. Над входом горела лампочка. Дора шла длинными коридорами. Часовня, воскресная вечерня. Затем, в общем строю, молча - в дортуар.
Пришла осень. 2 октября парижские газеты вышли с предписанием всем евреям встать на учет в полицейских участках. Глава семьи имел право зарегистрировать всех домочадцев. Во избежание очередей граждан просияв являться в алфавитном порядке в дни, указанные в нижеследующем списке...
Буква "Б" пришлась на 4 октября. В этот день Эрнест Брюдер заполнил формуляр в участке квартала Клиньянкур. Но дочь он не вписал. Каждому вставшему на учет присваивали регистрационный номер, который впоследствии вносили в его "семейную карточку". Это называлось "номер еврейского досье".
Эрнесту и Сесиль Брюдер присвоили номер еврейского досье 49091. Но у Доры номера не было.
Наверно, Эрнест Брюдер счел, что ей ничего не грозит на территории пансиона "Святое Сердце Марии" и лучше лишний раз не привлекать к ней внимания. И еще - Доре в четырнадцать лет ярлык "еврейка" совершенно ни к чему. Да и что они, в сущности, понимали под этим словом - "еврей"? Что касается его лично, он даже не задавался таким вопросом. Он привык получать от властей всевозможные ярлыки, носил их безропотно и не возражал. Чернорабочий. Экс-австриец. Французский легионер. Благонадежный. Инвалид 100%. Иностранное лицо, подлежащее трудовой повинности. Еврей. И его жена Сесиль - тоже. Экс-австрийка. Благонадёжная. Меховщица по найму. Еврейка. Только на Дору еще не распространялись никакие категории и номер досье 49091.