Было утро. Солнце поднялось уже высоко, но в котловине еще держался легкий туман. Сквозь его дымку белели ровные ряды аккуратных домиков с черепичными крышами. Увитые плющом и виноградом, они выглядывали из зелени садов весело и приветливо. В самом центре котловины лучи солнца играли на ярко-красной крыше нового здания школы. Левее, над строительством первого городского кинотеатра, хозяйски застыла ажурная стрела подъемного крана.
Этот городок стал для Татьяны Ерофеевны самым дорогим местом на земле. Там, за кладбищенской оградой, среди пышной зелени покоились останки ее единственного сына…
— …Сына ли? — вздрогнула она, вспомнив, зачем так рано пришла сюда сегодня.
Вчера, придя на могилу, она увидела на ней огромный венок. Яркий свет солнца, пробившись сквозь листву, радужной мозаикой лежал на ленте, на которой позолотой сияли слова: «Любимому брату — Ян и Ева Марек».
Не понимая в чем дело, Татьяна Ерофеевна разыскала кладбищенского сторожа старого поляка Юзефа, который в ее отсутствие следил за могилой.
— Это, вероятно, ошибка, пан Юзеф? — старик любил, когда его так называли. — Кто положил венок?
— Утром приходила одна дама с мальчиком. Я не хотел пускать их в ограду, но она очень просила. Дама настаивала, что тут покоится ее брат.
— Этого не может быть! У меня нет родственников! — растерялась Татьяна Ерофеевна.
— Не мне знать, пани. Она настаивала, и я пустил. — Старик развел руками, корявыми и темными, как древесные корни.
— В извещении указан номер могилы, я не могла ошибаться столько лет? — С горьким недоумением Татьяна Ерофеевна достала из сумочки извещение о смерти сына, которое всегда брала с собой. — Вот читайте: пятый участок, могила № 425.
— Ваша правда, пани, но они так настаивали. Я не мог не пустить. — Юзеф сокрушенно покачал головой, с мягкими седыми волосами. — Вы не волнуйтесь, пани. Они сказали, что придут сюда еще раз, завтра утром.
Юзеф повернулся и пошел по дорожке, усыпанной гравием, тяжело переставляя ноги.
Татьяна Ерофеевна долго вертела в руках извещение и вдруг вспомнила, что где-то уже видела эти имена, но где именно — не знала.
«Если это ошибка, то такая жестокая», — думала она ночью с глухой тоской. Ей было страшно потерять и этот маленький кусочек земли — все, что оставила ей война от сына. Татьяна Ерофеевна снова и снова рассматривала его фотографии. Она никогда с ними не расставалась.
Вот он, голопузый малыш, сидит в корыте, весело разбрызгивая пухлыми ручонками воду и показывая два первых зуба. А вот он уже верхом на коне, рубит деревянной саблей воображаемого врага. Татьяна Ерофеевна привычным движением перевертывает фотографию, читает: