Мирон Васильевич крикнул в самое ухо Сережке:
— Пошли начальству показываться!
В цеховой конторке было потише. За канцелярским столом сидела хрупкая, миловидная девушка. Из-под красного платочка, которые любили носить в те годы не только комсомолки, но и женщины в годах, выбивались темно-русые кудряшки волос. Девушка пристальным, оценивающим взглядом окинула Сережку. Мирон Васильевич шепотом сообщил:
— Видишь, присматривается? Можно сказать, наш начальник кадров, да к тому же еще — комсомольский бог. Валя Бояршинова. С перцем девчушка.
Последние слова не очень-то вязались с нежным личиком девушки, с милым, даже, пожалуй, кокетливым поворотом головы. Только серые глаза с прямым и строгим взглядом выдавали ее характер.
— Здрасте, дядя Мирон. С добрым утром вас! Чего это вы шушукаетесь?
— И ты здравствуй, Валюша!.. Да вот про тебя наговариваю нашему новому работничку. Вот тебе бумажка, оформляй парня в шихтарник. А я побегу печку принимать. Не обижай тут парня, он стеснительный и боязливый.
— А может, расплачется еще? Вы соску не припасли, дядя Мирон? — рассмеялась Валя.
Мирон Васильевич махнул рукой и скрылся. Сережка принял независимый вид и сообщил совершенно серьезно:
— Нет, плакать я не буду и соски мне не надо. Скорее — наоборот.
Валя хмыкнула:
— Как это — наоборот?
— Да так вот…
— Как-то не по-русски говорите…
Сережка пожал плечами. Миловидное начальство нравилось ему, и он был не прочь затянуть разговор.
— И откуда я могу по-русски хорошо говорить, товарищ начальник кадров? Мой папаша — француз, мамаша — гречанка, прабабушка — мордовка.
У Вали в глазах забегали веселые искорки.
— Сплошной интернационал получается. — И тут же нахмурила брови. — Давайте ваше направление.
— Это — пожалуйста, это мы с величайшим удовольствием! — Сережка широким жестом положил бумажку на стол.
Валя покачала головой:
— Ох, и морока мне будет с вами!
— Это — в смысле воспитания? — полюбопытствовав Сережка.
— Ну-у, какое там воспитание! — протяжно проговорила Валя. — С тебя еще вот такую стружку снимать надо. — И маленькими пальчиками, измазанными чернилами, она показала толщину этой стружки.
— Это очень даже любопытно… Стружку снимать! Но, к вашему сведению, я не комсомолец.
— Там увидим. Хватит разговаривать. Бери направление, иди в шихтарник, разыщешь там бригаду Брагина.
— Саньки Брагина? Знаем такого деятеля. Значит, он уже бригадир?
— Ага! Знакомый, выходит? Ну вот и хорошо. Два сапога — пара: один молчун, другой болтун.
Сережка шутливо раскланялся и, уходя, подумал: «Хорошая девчонка. Со временем надо бы ее в кино пригласить».