— А ты веришь в маньяка?
— Не знаю. — Полина немного помолчала, словно раздумывая, говорить или нет, но в конце концов добавила: — Я один раз видела кого-то под окном. В маске… вроде как птица…
По дороге домой Антон остановился на мосту и поглядел вниз, ожидая, что там появится еще одно имя, но снег был чист, и даже старых имен на нем не осталось.
Теперь Антон из ночи в ночь ждал прихода зверей, и когда однажды в начале февраля услышал стук, без колебаний распахнул окно.
На подоконнике стояла Сова.
— Пора! — сказала она.
Антон спустился во двор, и все повторилось. Он плясал со своими новыми друзьями, прыгал высоко-высоко и в прыжке тянулся руками к звездам, пытаясь сорвать их, как спелые яблоки, а Козел играл на флейте.
Антон веселился, но в глубине души знал, что все это затеяно ради одного — разбудить аппетит.
В этот раз угощал Медведь, и Антон больше не стеснялся. Он упал на колени вместе со всеми и рвал зубами мясо, а когда насытился, лежал в снегу, который казался сейчас теплым, как пуховая перина.
— Теперь ты понял, зайчик? — С зубов Лисы на снег падали крупные капли крови. — Понял наш голод?
— Да, — ответил Антон.
— А почему у него до сих пор нет лица? — спросила краснощекая Птица.
— Будет! — сказал Козел. — Следующей ночью. О… я помню эту ночь. Чудесная, восхитительная ночь, а угощение… — Он облизнул свою флейту, и только сейчас Антон заметил, что это была длинная кость, вся в кровавых подтеках.
— Все звучат по-разному, — добавил Козел, заметив взгляд Антона. — В этом и суть.
— Не забудь об угощении. В следующий раз твоя очередь. — Медведь погладил свое непомерно раздувшееся пузо.
— Угощение? — переспросил Антон.
— Да! — Медведь поднял со снега длинный кровавый ошметок, показал его Антону и забросил в рот. — Покажи, что ты умеешь, зайчонок. Нам нахлебники не нужны.
Когда звери ушли, поднялся ветер, заметая следы недавнего пиршества. Антон побрел домой. Ему хотелось свернуться калачиком прямо здесь, в снегу, и спать до следующей ночи, и лишь усилием воли он заставил себя идти. Во дворе он поднял глаза и увидел в окне своей комнаты лицо Оли. Та прижалась к стеклу и смотрела, похожая на привидение, с распахнутым в ужасе ртом.
Антон поднес палец к губам. Тс-с-с! Он почувствовал, что губы у него липкие и все еще покрыты кровью. Зачерпнув горсть снега, он утерся, а когда опять посмотрел на окно, сестры уже не было.
Он вошел в дом и, не особо таясь, поднялся в спальню родителей. Оля лежала между ними, притворяясь спящей. Антон долго стоял в дверном проеме, ожидая, когда же она выдаст себя, но так и не дождавшись, ушел в свою комнату и сразу уснул.