Ванчжун ни на миг не сомневался в том, что условием для нового хагана будет его голова. Своей головой он дорожил, но и кузен Кумоли, которого, скорее всего, ханы выберут на курултае, отличается той же добродетелью. А поскольку в его руках будет сила от восьми до десяти родов, можно не делать ставки, чья голова в итоге спрыгнет с плеч.
– Нужно уходить в Ала-тоо, – глухо проговорил Ванчжун, не глядя на жену. – Или к племенам мэнь-гу, это лучше.
– К дикарям? – Сюйцзы надменно усмехнулась.
– Пусть к дикарям. Их легче будет приручить и поднять на войну с империей по весне. Если нам это удастся, ещё посмотрим, чьё имя будут выкрикивать на курултае.
– Как скажешь. Но Айяна тебе придётся отпустить сейчас. У него на весну другие планы.
Ванчжун кое-что знал о планах родственников жены. А то, что оные планы переносятся на будущую весну, вместо того чтобы выждать ещё пару лет, о многом говорит. Мохэ явно скорректировали свои политические конструкции с учётом появления у империи огненного оружия. Это правильно: лучше напасть на врага, пока тот ещё относительно слаб, чем ждать, пока он усовершенствует оружие и увеличит свою силу.
– Уходим, – он хлопнул себя по колену. – Шаманы говорят, что этот ветер надолго. Тюркам и ханьцам он тоже досаждает, но у них в обозе юрты и припасы, а мы…
Он не стал добавлять: «…мы рассчитывали поживиться в крепости». Умному достаточно уже сказанного. А его женщины умны, хоть и излишне прямолинейны, когда дело касается приказов великого господина.
Она приметила, где держат «говорящую шкатулку», когда ханшу наряжали и подбирали украшения к наряду. Где знатная женщина может хранить чтимую и невероятно дорогую вещь? Разумеется, в шкатулке с драгоценностями. В отдельной коробочке.
Маленькая, с половину женской ладони, чёрная штуковина с белой крышкой легко уместилась в футляре для притираний. Всего-то и дела, что выбросить баночку с белилами, а саму «шкатулку» обернуть кусочком шёлка. Для служанки с доступом к ожерельям и серьгам ханши ничего сложного. Гораздо сложнее оказалось выбраться из взбудораженного киданьского лагеря.
Ветер и холод. Холод и ветер.
Она слышала, как возмущались воины в карауле: мол, этот ветер – явное недовольство духов предков делами Ванчжуна, надо бы держаться подальше от вождя, потерявшего благословение небес. Она промёрзла до костей в украденном тулупчике одной из «чёрных» служанок, пока, стараясь не попасться никому на глаза, добиралась до условленного места. А когда молчаливый человек в степняцкой одежде наконец провёл её в крепость через сгоревшие крестьянские выселки, она готова была на всё ради чашки горячего бульона и места у очага. Но провожатый доставил её прямиком к десятнику Тао, а тот велел сопроводить передачу «говорящей шкатулки» подробным рассказом о похищении вещицы и о настроениях в лагере киданей.