– Хану тот осень я говорил, добрый меч мастер делает, – говорил он. – Нож казал. Добрый нож, острый, красивый. Хан сказал: бери лучший железо, пусть мастер даст меч. Вся телега железа твой, мастер. Дай ханский меч за неё.
Сын мастера-оружейника едва удержался от улыбки: уж он-то в свои тринадцать разбирался в слитках ненамного хуже отца. Железо так себе, если честно. Но его целая телега. А отец вон уже торгуется. Ляншань уже знал, что произойдёт дальше. Купец, немного посопротивлявшись, добавит либо деньгами, либо отдаст и телегу с лошадкой в придачу к слиткам. У них уже есть и телега, и хорошая молодая лошадь, но в торговом городе на такой товар всегда найдётся покупатель. Зато отец пошлёт его домой за одним из узорчатых мечей, слава о которых дошла уже и до кипчакской степи. Недавно вон тамошний гун прислал купца и дал за меч-дао из узорчатой стали – вместе с ножнами – равный вес серебра персидскими монетами. Дорого заплатил. В Чанъани меч работы отца стоит на треть меньше. Ну, так то в столице империи, а то далёкая степь, где подобные вещи ещё в диковинку.
Так оно и случилось. Сговорились о цене, отец послал сына за мечом. А когда парнишка вернулся, бережно неся завёрнутый в отрез шёлка цзянь, купец не менее бережно взял оружие в руки и снова зацокал языком.
– Ай, добрый меч! – приговаривал он, разглядывая то великолепный клинок, то отделанные бронзой ножны, то резную рукоять. – Ханский меч. Слава о нём пойдёт – будущий год снова приеду. Только скажи, мастер, чем брать будешь? Железо есть, мех есть, кони есть, войлок есть, девушки есть. Сын у тебя растёт, скоро женить надо. Возьми ему красавицу, хороший жена будет. За такой меч ничего не жалко.
Ляншань выглядел старше своих тринадцати лет, и уже не смущался, когда ловил на себе заинтересованные взгляды соседских девчонок, поглядывавших из-за заборов. Их мамаши уже не намекали, а прямо говорили, что не будут против, если мастер Ли однажды пришлёт сваху. Да и у него самого определённый интерес проснулся, чего уж там. Но чтобы купить себе жену, будто башмаки или чашку… Для ханьских семей в том не было ничего предосудительного. Некоторые оборотистые папаши иной раз делали неплохой бизнес на дочках. Ляншань даже не удивился, что применил для этого словечко, перенятое у матери. Для него оно имело то же значение, что и торговля, только без души.
Когда за деньги продают что угодно и кого угодно. Так вот: покупать жену он не станет точно, и отца уговорит этого не делать. Просто когда перед глазами уже много лет пример совсем иных отношений между мужчиной и женщиной, невольно начнёшь мечтать о таком же.